Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [23]

Он также часто пишет воеводе Плещееву, но в этих его письмах нет и намека на возможность вхождения южной Руси в состав Московского Царства. Он ищет в Москве лишь силу, при помощи которой может принудить Варшаву к выгодному для себя соглашению и советует Царю ударить в западном направлении, на Литву и Белоруссию, но не на юг к Киеву, где ему самому, ополяченному своевольцу, русская государственность поставит предел. Возможность слияния с Московской Русью он допускает только в случае присоединения к ней всей Польши в целом, но не в отрыве южнорусского народа и, главным образом, его шляхты от Республики. Тогда вместе со всем панством, дело будет иное, но переходить в одиночку на положение русского служилого дворянства он, шляхтич вольный, не намерен. «Мы желаем», – пишет он Плещееву, – «чтобы государь Алексей Михайлович был и нам и ляхам государем и царем… царю вашему желаем королевства Польского».

Одновременно с этим он начинает переговоры о соглашении с Варшавой. Момент удобен. Король Владислав умер, и кандидатам на его место важны голоса русской шляхты и магнатства. Возможность подавления восстания путем отрыва от порабощенного крестьянства реестровой полушляхты привлекает владеющих поместьями на Руси магнатов. Все это придает голосу Хмельницкого особый вес, и он, как полноправный шляхтич Республики, подает его за Яна Казимира, послав предварительно в Варшаву 13 пунктов петиции, на основе которых предлагает соглашение. Речь в ней идет исключительно о защите интересов русского шляхетства Приднепровья и его военной опоры – полушляхты, реестровых казаков, состоящих на службе Речи Посполитой. О кабальном русском крестьянстве, о «быдле» – ни слова.

Хмельницкий требует задержанного жалованья реестровым, жалуется на неправильный раздел военной добычи в прошлом и просит о расширении их имущественных прав. Но тщетно будет искать в этой петиции верноподданного крулю польскому какого-либо национального русского оттенка. Даже религиозного вопроса, казалось бы, основного в этом случае, Хмельницкий касается лишь вскользь, в самом последнем пункте, скромно прося лишь о возврате переданных униатам православных церквей. Зато клятв в верности Речи Посполитой Хмельницкий дает более чем достаточно.

Эта петиция имеет успех у временного правительства Республики. Для установления соглашения назначена комиссия и во главе ее поставлен тонкий политик и блестящий оратор, русский православный магнат, сенатор Республики – Кисель.

«Издавно любезный мне пан и приятель, – пишет он Хмельницкому,

– нет в целом свете государства, равного нашему отечеству правами и свободою… Нужно как можно скорее прекратить несчастное домашнее замешательство». Он обещает Хмельницкому дружбу Республики и требует пока лишь отвода ордынцев. Хмельницкий охотно выполняет это требование, о чем сообщает письменно и добавляет: «А к Республике с покорностью и верным подданством мы отправим послов». Республиканские шляхтичи вполне понимают друг друга.

Магнат Кисель ликует и тотчас же сообщает архиепископу-примасу о достигнутой им дипломатической победе, главным в которой он считает то, что «Хмельницкий уговаривал повстанцев и ему помогали другие казацкие старшины». Уговаривал же гетман мириться с панами военную Раду, всю громаду в 70 тысяч человек.

Кто составлял ее? Ведь запорожцев с Хмельницким пошло лишь 8.000, а реестровых было всего-навсего 6.000?

Остальную часть, подавляющее большинство повстанческой армии (не менее 50 тысяч) составляли крестьяне, те, свободу которых Хмельницкий не защищал и защищать не собирался.

Но он сам уже не владел развитием движения. Оно стихийно развертывалось помимо него. Все южнорусское крестьянство бушевало, вырезывая шляхту и магнатов. Им был выдвинут, помимо Хмельницкого, и другой вождь – не принадлежавший к шляхте Кривонос, который вступил в смертельную борьбу с могущественнейшим из магнатов новообращенным католиком, но русским по крови и православным по воспитанию князем Иеремием Вишневецким и с другим мощным магнатом, столпом православия, князем К. Острожским. Кривонос разбивает их в двух боях под Константиновым.

Энергичный и талантливый полководец Вишневецкий продолжает борьбу с ним, жестоко расправляясь с крестьянами.

– Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают, – приказывает он палачам.

Но мягкотелый Острожский в ужасе вопит, требуя помощи у католического примаса: «Я не мог устоять под Константиновым, потому что сила неприятельская неслыхана. Теперь уведомляю Вас, что уже пахнет конечной гибелью».

В тон ему стонет и другой русский православный магнат, воевода Киевский Тышкевич: «Наши братья делаются добычей неприятеля, – пишет он примасу, – каждый холоп есть наш неприятель, каждый город, каждое селение мы должны считать отрядом неприятельским». Так характеризует он свое отношение к южнорусским православным крестьянам.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 17 апреля 1954 г

№ 222, с. 5–6.

* * *

Крестьянская война охватила уже весь край. К Хмельницкому стеклось свыше 120.000, не считая группы Кривоноса и остальных «гайдамацких куп». Шляхетство в панике бежит в Польшу, но тонкий политик Кисель не унывает. Он правильно оценивает расстановку сил, знает, кто враг и кто союзник, и добивается того, что Хмельницкий арестовывает