Люди в бою - [77]

Кёртис составил предварительное донесение: из первой роты Ламба налицо только тридцать шесть бойцов; из второй роты всего шестьдесят шесть; поговаривают, что надо объединить обе роты под командованием Аарона. Точных данных о численности раненых и пропавших нет, но, так как в каждой роте числилось по сто бойцов, убыль должна быть немалая. Наши потери, а иначе как потерями их не назовешь, нельзя сбросить со счетов, несмотря на успех нашего наступления. Мы взяли свыше трех тысяч пленных; заняли несколько сотен квадратных километров территории, много городов; Гандеса практически окружена, но прежде надо занять Вильяльбу; наши успехи отчасти помогают ослабить натиск на Левант, однако пока фашисты не перетянули на наш фронт ни моторизованные дивизии, ни тяжелую артиллерию, ни avion…

* * *

Меня спозаранку выволакивают из сена, посылают проводить Эли Бигельмана, представителя бригады, в штаб 3-й дивизии, и, поджидая его, я сижу в каменном домике с группой испанских товарищей и от нечего делать слушаю их разговоры. Снаружи изредка падают мины, от стен со щелканьем отскакивают пули. Мне трудно понять, о чем говорят испанцы: беседа, вернее, жаркий спор, ведется на непривычном для меня валенсийском диалекте, но постепенно я разбираю, что речь идет о спиритизме: половина верит в духов, другая половина — нет. Приводятся доказательства: у одного из спорщиков тетка определенно видела призрак; она уверена, что это привидение, потому что, встав с постели, протянула к нему руку, но рука прошла сквозь него. По домику прыгает ручная сорока, которую бойцы окрестили Марией, мы играем с ней. У одного из бойцов начинается эпилептический припадок.

Мы с Бигельманом возвращаемся уже под вечер; мы садимся возле каменного домика, как вдруг разрывается мина, мы видим, что к нам навстречу бежит Павлос Фортис, и кидаемся к нему.

— Ты ранен? — кричит Аарон.

Павлос закрывает руками залитое кровью лицо — у него снесло кончик носа и пробило щеку.

— Ох и пад-донки, — стонет он. — Пад-донки…

Мы делаем ему перевязку. (Гарфилд так и не вернулся.) Я смотрю на Аарона, вижу, как он стаскивает берет, в ярости швыряет его на землю, топчет ногами.

— Будь оно все проклято! — рычит он. — Будь оно проклято, только этого не хватало! — Он смотрит на Павлоса, говорит: — Видишь, chico, вот они и до тебя добрались, теперь моя очередь.

— Да что там, — говорит Павлос, — ерунда. — Но говорить сквозь бинты ему трудно, и мы посылаем Кёртиса проводить его в санчасть.

Поздней ночью тишину сменяет шарканье ног, всевозможные звуки, которые обычно издают скопища людей, когда они пытаются двигаться бесшумно, — это 24-й батальон пришел к нам на помощь. На рассвете он перейдет в наступление сквозь наши позиции. Он пошел в наступление; по слухам, наступление прошло успешно, однако ничего точно пока не известно. Посыльные доставляют приказы нам и ответные приказы от нас; нам приказывают наступать следом за 24-м батальоном; приказ тут же отменяется; нам приказывают выступать и идти на юг к Гандесе, но мы не выступаем; наконец мы получаем приказ в первой половине дня атаковать противника при поддержке пулеметов 24-го батальона и начинаем готовиться к этой операции. Сытный завтрак — кофе, мармелад, ветчина (американская), солонина и сливы — кажется нам безвкусным. После утренней атаки 24-го батальона напряжение возрастает, противник нервничает. Фашисты весь день бухают из пушек и минометов, чуть не плавя стволы, и, по мере того как идет время (мы довольно быстро узнаем, что атака на заре была далеко не такой успешной) и приближается минута, когда мы должны будем пойти в атаку (вторично), напряжение становится невыносимым. Нервы натянуты так, что это становится физически нестерпимым: от грохота взрывов, свиста и щелканья пуль (хотя, когда слышишь эти звуки, значит, пуля тебя уже миновала) поднимается температура, выступает горячий пот (а кое у кого — холодный), болит живот, обостряются все ощущения. Тебе страшно, и этому ничем не поможешь, остается только делать свое дело, заставлять руки, ноги и тело двигаться, а рассудок — сосредоточиться на какой-нибудь неотложной задаче.

Мы идем в атаку, нас осталось совсем немного: горсточка интербригадовцев и чуть побольше деморализованных, насмерть перепуганных юнцов; перед наступлением они вспоминают свою первую атаку, своих товарищей, которые из нее не вернулись; они взбираются на гребень холма, проходят еще тридцать метров, но дальше их не заставишь идти никакими силами. Они лежат в винограднике и не могут ни продвинуться вперед, ни подняться и отойти назад. Местность для боевых действий самая что ни на есть неудобная — укрыться негде, огонь убийственный. Ко мне подбегает Сэм Спиллер (Аарон приказал нам держаться сзади), на глазах у него слезы.

— Где Аарон? — спрашивает Сэм. — Как мне его найти? Может, я ему нужен?

— Он сказал, чтоб мы оставались тут.

— Нет! Мне надо сейчас же его найти, я должен быть с ним, может быть, он ранен.

Сэм опрометью кидается вверх по склону, переваливает через гребень холма, я бегу за ним. Увидев, что я догоняю его с винтовкой в руках, он орет: