Люди в белом - [13]

— Миша, отнеси чемодан на станцию, я сейчас догоню. — Краснощеков проявлял нетерпение, завидев бежевую "шестерку", въезжавшую вслед за нами во двор станции.

— Вы не боитесь попасть в зависимость к белому порошку, минхерц? — Я сильно сомневался, что напарник сейчас меня догонит, зная, что машина принадлежит известному в определенных кругах ди-джею Карлито. Кручение виниловых дисков на рейвах он умело сочетал с распространением героина в среде петербургских наркоманов. Как говорил сам Карлито, "Я бы никогда не банковал, если бы не мой дозняк". Дозняк был действительно велик, два грамма чистого продукта в день. "Вот перекумарюсь, устроюсь на нормальную работу, накоплю денег и уеду жить к сестре в Израиль". Разговоры об отъезде в благодатные страны повторялись ежедневно, но суть дела не меняли. Образ жизни Карлито губительно сказывался на умственном и физическом развитии данного индивида. Молодой организм требовал явно большего, чем одна шоколадка "Баунти" в сутки, а именно таков и был дневной рацион Карлито, и он при своих ста восьмидесяти сантиметрах роста весил всего пятьдесят пять килограммов. При каждой встрече с другом детства Краснощеков начинал отчитывать эту заблудшую овцу, пытаясь достучаться до остатков разума, но сценарий повторялся с завидным постоянством. Ди-джей уверял фельдшера в том, что он ляжет в больницу, что осталось два чека, и заканчивалась исповедь предложением разнюхаться в последний раз. Краснощеков, будучи человеком безотказным в этих делах, сопротивлялся, как правило, недолго.

В пространство занимаемого мной удобного кресла вдруг вихрем ворвался Алексей и своим внезапным визитом разметал остатки скорбных мыслей.

"А зрак-то уже точечный", — прикинул я.

Почесывая живот, Краснощеков плюхнулся на топчан напротив меня:

— Хочешь пойдем, тоже взгреешься?

— Ты что, обалдел опять, ты же почти каждый день фигачишь, нет я пас! — сопровождая речь предостерегающими жестами, возмутился я.

— Да ладно тебе, Карлито соскакивает, сливает последние два чека и все. С другими заморачиваться не будем. — Краснощеков взял меня под руку и я, прокручивая в голове последние события личной жизни, к своему удивлению встал и пошел к бежевой "шестерке".

— Привет, старичок, хочешь раскумариться? — ко всем прочим недостаткам "диллер-джей" сильно картавил.

— Насыпешь, не обижусь. — Заваливаясь на заднее сидение и желая выглядеть отпетым негодяем, бросил я.

— Я тебе небольшую сделаю, а то мало осталось. — Карлито начал давить телефонной картой комочки белого порошка.

— Ты знаешь, что этот мудвин с Юрой Помойкой сделали? — Краснощеков попытался засмеяться, но вместо этого смачно рыгнул. — У него есть собака, — после вынужденной паузы продолжил рассказчик, — зовут ее Ава.

— Авочка моя, она у меня не торчит, — прокряхтел Карлито, не прекращая своего занятия.

— Да лучше бы уж торчала, так как из-за тебя жизнь у нее не сахар, — с укором произнес Алексей. — Так вот Авочка собака самостоятельная и гулять ходит одна. Потом сама приходит домой и лает, чтобы ей открыли дверь.

— Авочка моя, умная девочка. — С детской непосредственностью реагировал на кличку своей собаки любящий хозяин.

— В тот день было холодно, и эти два живодера, у которых из мозгов функционирует только спинной, надели на бедную сучку глухие штанишки и отправили ее гулять в таком виде. Мы-то с тобой знаем для чего собаки ходят гулять, а эти видимо решили, что найдется какой-нибудь доброхот, который поможет здоровенному доберману снять штаны и справить нужду. В результате Ава пришла домой вся обделавшаяся, — на этот раз Алексей заржал во все горло.

— Авочка моя, бедная малышка, обкакалась, золотко, штанишки пришлось выкинуть, но я тебе новые куплю, — Карлито, не меняя интонации, обращался к отсутствующему здесь четвероногому другу, — на, Миша, делай!

— Ничего себе "нежирную сделаю"! — замялся я, глядя на длинную дорогу, толщиной с мизинец.

— Оставь мне треть, я догонюсь. — Краснощеков был, как всегда, жаден до кайфа.

— Попробую, — обнадежил его я, втягивая в себя горькую гадость. Гадость, помимо того, что оказалась горькой, резко воняла какой-то органикой.

— Фу, что за мерзкий запах? — поинтересовался я, мужественно борясь с позывами к рвоте.

— Да человек вез килограмм в желудке из Голландии, — запросто объяснил мне происхождение запаха кинолог-эксперементатор.

Минут через десять по спине прокатил уже знакомый теплый поток. Язык во рту начал ворочаться медленнее, я стал навязчиво скоблить себе плечо, получая при этом необыкновенное удовольствие. Даже две трети карлитовской дорожки было для меня больше чем достаточно, и я начал, выражаясь языком моих благодетелей, подрубаться.

— Что-то муторно, пойду пройдусь, — парочка, сидящая на первом сидении, никак не отреагировала, продолжая говорить о чем-то своем. "Ну и черт с вами", — подумал я и, открыв дверь, вышел на улицу.

Не зря говорят, что герик согревает. Действительно, на улице было необыкновенно тепло и тихо. Я бросил взгляд на часы — был полдень. Странно, в это время суток должно быть интенсивное движение, грохот трамваев, множество людей, ничего этого не было. Подогреваемый любопытством, я вышел со двора станции на улицу. Ничего страшного, если я чуть-чуть пройдусь, Краснощеков подождет меня, если вдруг нам дадут вызов. Надо купить чего-нибудь попить. Выйдя на Суворовский проспект, я с удивлением обнаружил отсутствие на углу Третьей Советской круглосуточного магазина. Удивление переросло в тревожную настороженность, которая обычно сопровождает события, невозможные для осмысления доступными разумными средствами. Что-то было не так. Собственно говоря, магазин никуда не делся, сместились вывески. Вместо "Продукты" появилось "Хоз. товары. Посуда". Постойте, ведь лет семь-восемь назад здесь действительно был такой магазин! Ощущение, что что-то не так, наконец заставило меня оглядеться по сторонам. Я обнаружил, что строго по середине проспекта, на сколько хватало глаз, в обе стороны не было никаких признаков автомобилей и пешеходов. Да и сам проспект был несколько видоизменен, но я не мог понять, чем же конкретно. Какое-то незнакомое доселе расположение домов, знаков, вывесок. Солнце для этого времени года стояло необычно высоко. Свет, проходящий через пелену серебристых облаков, заставлял дома и всю улицу выглядеть чересчур неестественно. Услышав за спиной шум подъезжающего троллейбуса, я спешно зашел на тротуар, и он прошуршал шинами в паре метров от меня. Салон был пуст, вернее, почти пуст. На задней площадке, держась за поручень, стояла дамочка, одетая несколько старомодно. Она смотрела в другую сторону, и разглядеть ее лица я не мог, но что-то неуловимо знакомое в ее образе насторожило меня. Троллейбус остановился в сотне метров от меня, и девушка сошла. Подойдя к витрине аптеки, она стала поправлять шляпу. И тут я понял, кто эта девушка, и где я ее видел.