Люди трех океанов - [12]

Все было наготове. И вдруг в полночь первого октября взвыла сирена. Тревога выбросила людей к орудиям. Там стало известно: батарее предстоит сменить позицию — началось учение. Солнцев только ахнул:

— Какое мероприятие срывается!

Через час под покровом ночи орудия двинулись по проселочной дороге в горы.

Севрюкова в родном полку встретил дежурный — узкоплечий, с крошечными усиками лейтенант. Трудно было понять, то ли он в восторге, то ли в замешательстве. С одной стороны, был польщен тем, что первым встретил долгожданного гостя, а с другой — боялся получить нагоняй за «плохо организованный прием». Сытный обед, баня, уютная комната и даже комплект прошлогоднего «Огонька» — все это было приготовлено без особого труда. Но когда бывший комбат спросил, где люди, лейтенант попал в затруднение: доверять или не доверять тайну? Человек-то вроде свой… Да и документы проверены. И все же решил уклониться от ответа:

— Да вы не скучайте. Они скоро вернутся. Походите, посмотрите…

— Что ж, посмотрю.

Подполковник и не думал скучать. И чувствовал себя далеко не гостем. В сопровождении дежурного прошел на опустевшую позицию своей бывшей батареи. Хмурым, оценивающим взглядом окинул некогда созданное им хозяйство. Все было на своем месте. Появились даже новые постройки — бетонированные укрытия для прислуги орудий. Но на одном артиллерийском дворике царило какое-то запустение. Насыпь кое-где обвалилась. Вместо камней лежали куски дерна. Подгнили колышки, за которые крепились концы маскировочных сетей. Во двор вползал цепкий шпорыш. В стороне штабелем громоздились пустые снарядные ящики. Емельян Петрович вздохнул, ткнул носком в ветхую насыпь:

— Чье хозяйство?

Дежурный вытянулся:

— Я здесь командир взвода. Лейтенант Страхов.

— Плохо.

Лейтенант поспешил смягчить обстановку, перейдя на официальный тон:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник?

— Слушаю.

— Видите ли, все дворики уже переоборудовали, а этот не успели. Камня не хватило…

— Но порядок-то навести можно?

— Конечно… Да мы все сделаем, как только вернется батарея.

— И вы будете ждать батарею? — удивился комбат.

— Как прикажете?..

— Приказывать не могу, а посоветовать, думаю, имею право. На вашем месте я бы сделал так… Пойдемте присядем. — Емельян Петрович указал глазами на скамейку в курилке.

Оказалось, что в батарее осталось немало людей, которые по разным причинам не ушли на учение. Тут были и дневальные, и писарь, и кладовщик, и возвратившиеся из отпуска два солдата.

— Да с этими молодцами можно горы перевернуть, а не только артиллерийский дворик привести в божеский вид, — извлекая одной рукой папиросу из портсигара, рассуждал подполковник. Он зажал коленками спичечную коробку, чиркнул и, разглядывая алый язычок пламени, проговорил: — На вашем месте я бы вообще навел идеальный порядок. В штабе, в казармах… А как приятно будет людям — вернутся и увидят, что без них здесь крепко поработали. Хотите, помогу?

— Да нет, что вы… Мы сами как-нибудь…

— Не как-нибудь, а хорошо надо. Вот это другой разговор. А теперь проводите меня в политотдел. Я все же думаю догнать своих.

* * *

«Своих» Севрюков нашел в горах. Молоденький офицер сидел на корточках под выдолбленным в скале навесом и кричал в приглушенный микрофон:

— Четверка, перенести огонь на сто тринадцатый… На сто тринадцатый, говорю!

Офицера, видимо, плохо слышали, и он уже с хрипотцой передавал по цифрам:

— Единица, единица, тройка…

Заметив поднимавшегося к нему незнакомого человека, офицер вдруг замахал красным флажком:

— Ложись!!

Севрюков прильнул к нецелованной с войны земле и ощутил смолистый запах хвои. Грохнул раскат. Его эхо замерло где-то за перевалом. Подполковник собрался поднять голову, но новый, еще более гремучий грохот вновь прижал его к земле. Лежал до тех пор, пока не услышал:

— Кто там?! Поднимайтесь!

Севрюков встал, отряхнул прилипшие к гимнастерке и брюкам мокрые хвоинки, зашагал по ступенчатым выдолбам вверх.

Перед ним стоял молодой капитан с загорелым, словно обожженным, лицом, по которому медленно сползали горошины пота. Невольно подумалось: «Какой юнец, а голос басовитый». Пристрастие к властному тону было давней слабостью Емельяна Петровича. Не любил он тихоголосых мямлей. Такие и потребовать как следует не могут.

Завидев перед собой подполковника, капитан поднес ладонь к козырьку:

— Командир батареи капитан Власенко. Разрешите узнать цель вашего прибытия?

Севрюков даже смутился от такого официального доклада, протянул капитану единственную руку:

— Цель прибытия… в гости. Севрюков.

На сухощавом остроносом лице молодого комбата проступила по-юношески открытая улыбка:

— Виноват, товарищ подполковник, что так встретил… не узнал…

— Ничего, ничего. Именно так и надо встречать посторонних.

— Да какой вы посторонний… ведь, — капитан запнулся, тыльной стороной ладони провел по высокому, без единой морщинки лбу, — ведь наша первая батарея — это ваша…

— Да, была моя, теперь ваша, — у подполковника вырвался глубокий, неприкрытый вздох сожаления. После паузы достал из нагрудного кармана документы: — Проверьте на всякий случай.

Власенко вежливо возразил: «Не стоит», — но к документам потянулся. Проверил, подтвердил: