Люди среди людей - [55]

Ни о чем подобном селекционер 30 - 40-х годов не мог даже мечтать.

Ныне пора коренного преображения главного хлеба земли уже близка. И хочется верить: когда с институтских делянок на поля хлеборобов выйдут великолепные, целиком созданные руками человеческими пшеницы, будет помянут добрым словом и профессор Николай Вавилов. Ведь это он одним из первых начал изучать скромную травку эгилопс.

…В Палестине, ожидая ответа из канцелярий Лондона, Парижа и Каира, провел Николай Иванович почти два месяца. Задержка была вынужденная («тактическая», как объяснял он друзьям), но и тут ни одного дня попусту не пропало. Маленькая Палестина и лежащая рядом Трансиордания были обследованы с особым тщанием. «Выехал на юг, - сообщил Вавилов жене. - Отсюда доеду до Синайской пустыни, затем в Иерусалим, в Заиорданье, к Мертвому морю. Дальше Самария, Галилея. Словом, весь закон божий…»

Палестинских ботаников и агрономов занимали те же проблемы, что и советского гостя: происхождение культурных растений, история земледелия. Они успели неплохо изучить растительность своей страны, их монографии помогали уяснить то сложное переплетение растительных судеб, что возникло здесь, в восточном, углу Средиземного моря. С местной интеллигенцией отношения сложились самые дружелюбные. Газеты поместили ряд теплых статей о русском ботанике. Когда же Вавилов согласился прочитать лекцию о происхождении культурных растений, собралась аудитория в триста человек, причем многие приехали на выступление из других городов.

Но главные симпатии вызывала не городская кутерьма, а живописная палестинская природа. «Я люблю эту страну. Она прекрасна с ее горами, оливами, морями, разнообразием ландшафтов, бесконечными руинами, длинной историей». Его пленяет сине-голубой Иордан с зарослями двухметровых папирусов и целой долиной розовых олеандров вокруг; мрачные Гель-вайские горы на западном берегу Мертвого моря со склонами разных цветов; плантации знаменитых яффских апельсинов. Дальние поездки были не только приятны, но и полезны. «Палестина будет представлена исчерпывающе, - сообщал Николай Иванович Писареву, имея в виду ленинградскую коллекцию семян. - Собрал до 1000 образцов и исследовал 5000 километров. Это для маленькой страны даже много».

Дольше, однако, оставаться в гостеприимной Палестине не имело смысла. Визы ни в Абиссинию, ни в Египет не давались. Африка лежала рядом: желанная и недоступная. В конце ноября 1926 года Вавилов начал складывать чемоданы, чтобы через Италию вернуться домой. Он был до крайности раздосадован: экспедиция обрывалась в самом интересном месте. Без знания Африки теорию центров до совершенства не довести.

От Бейрута до Мессины скверный пароходик тащился пять с лишним суток. Качало. По левому борту где-то совсем близко проплывала долина Нила. Вавилов чертыхался. Он еще не знал, что мимо Египта, так и не получив визы, ему придется плыть еще дважды, а хлопоты о въезде в эту британскую полуколонию продлятся почти до конца его жизни.

Глобально мыслящий испытатель природы, видящий мир единым и неделимым, Вавилов так и не привык к пограничным шлагбаумам, преграждающим пути науке.

Из Рима 3 января 1927 года Вавилов писал жене: «Высиживаю часами в приемных у министров уже шестой день. Во многих министерствах становлюсь завсегдатаем. И это все ради двух строк министра к губернатору Эритреи и Сомали». В тот же день он отправился поездом в Марсель, а оттуда пароходом (опять через все Средиземное море!) во Французское Сомали, в порт Джибути. Иного пути в Восточную Африку в те годы не было.

Абиссинской визы, выезжая из Европы, он не имел. Не знал и того, пустят ли его французы в Аддис-Абебу, да и примут ли эфиопы. Все это настораживало, настраивало на воинственный, даже агрессивный лад. В душе Николай Иванович решил прорваться в «центр ген», чего бы это ни стоило. Об Эфиопии мечталось еще десять лет назад в Саратове, а потом в голодном Петрограде; попасть туда требовала сама «логика жизни». Только бы поскорее… Одиннадцать суток в море даже на великолепном трансатлантическом пакетботе «Леконт де Лилль» - слишком тяжкое испытание. Когда проходили Суэцкий канал, сердце нетерпеливого пассажира снова сжала тревога: Египет был - вот он - рядом. Неужели и с Абиссинией так же сорвется?! Нет, черт побери, ни за что!

Напряжение нарастает от письма к письму. Из Марселя - жене: «Завтра в путь к Эфиопии. Завтра поставим, ва-банк». Писареву: «Итак, теперь уже по-настоящему Adieu 1 [¹ Прощайте! (франц.)]. Держите знамя института. Жив верпусь - привезу новые гены». И снова Елене Ивановне, уже из Суэца: «Час приближается». Воинственное и торжественное чувство это донес Николай Иванович до самой эфиопской столицы. Уже губернатор в Джибути разрешил переход границы, уже обследовано Французское Сомали и Харар - южная провинция Эфиопии. Завтра - Аддис-Абеба. «Началась походная жизнь - караван, солдаты, клопы, словом simple life (иронически: простая жизнь. - М. П.). Но все это ничего, лишь бы сделать что надо…» - пишет Вавилов жене.

И заключает строкой, в которой явственно слышится торжество победителя: «Во всяком случае, я - в Абиссинии!»