Люди среди людей - [29]

Шрифт
Интервал

Гулям Нахшбанд привык строго выполнять предписания начальников. Прием Вавилову был оказан по высшему разряду пограничного гостеприимства. Из-за Пянджа криками вызвали представителей русского поста. По принятому обычаю, афганский капитан приглашал советских соседей переночевать в своей крепости. Такие визиты в здешних местах - дело обычное. Не успело смолкнуть в горах призывное эхо, как на той стороне показались три всадника. Летом через многоводную реку переправляются на гупсарах - надутых кожах, но сейчас, в октябре, трое в краснозвездных островерхих шлемах и длинных, до пят, шинелях прогарцевали через обмелевший Пяндж, даже не замочив шпор.

С волнением вглядывался Николай Иванович в лица русских парней, поднимавшихся вверх к воротам крепости. Вот она - Россия, тут, рядом. Как их не обнять - таких богатырей!

Для красноармейцев встреча с земляком «аж из Питера» тоже приятная неожиданность. Некоторые ленинградские новости трехмесячной давности все еще не докатились до крыши мира. А главное, приезжий вовсе не похож на сухого, чопорного старца, каким представляют в народе столичных профессоров. И ростом, и широтой плеч Вавилов не уступал своим собеседникам. А когда он, блестя глазами, горячо жестикулируя, принялся рассказывать о дорожных своих приключениях, то сердца и гостей и хозяев сразу оказались в плену. Деликатно обходя острые моменты (а таких было немало), Вавилов так повествовал о трудностях дальних дорог, что все тяготы рисовались в виде забавных недоразумений. И русских, и не очень-то склонных к улыбкам афганцев рассмешил рассказ о старике, кидавшем камни в фотоаппарат (на самом деле это был фанатик-мулла, из-за которого экспедиции пришлось спешно покинуть городок Вану). Трогательно прозвучала история лошади, которая в пустыне, изнемогая от жажды, прельстилась сочной мякотью горького арбуза - колоцинта.

Впрочем, все это было потом. А поначалу, при встрече, стащив тяжелые сапоги, но не снимая оружия, пограничники расселись на коврах и завели вежливый, пристойный для данного случая разговор: о здоровье профессора и его спутников (пришлось сообщить, что Букинпч заболел и остался в Зебаке, не доезжая Ишкашима), о лошадях, не потеряли ли они подковы на трудных дорогах, о ранних в этом году холодах. О целях и дальнейшем направлении экспедиции никто не расспрашивал - восточный этикет запрещает серьезные разговоры до угощения.

А слуги уже несли рассыпчатый, заправленный шафраном плов, наполняли чаем бесчисленные пиалы, раскладывали липкие сладости. В конце банкета появились виртуозы-исполнители. «На тонком стальном стержне при помощи натянутых струн таджик-музыкант производил совершенно исключительные звуки, дополняя их мелодекламацией и подпеванием», - записал в дневнике Вавилов. Потом пели гости, пели украинские и русские песни. И солдаты-афганцы, молчаливыми кучками толпившиеся на темном крепостном дворе, с удивлением слушали, как муаллим - ученый - вместе с русскими солдатами выводит:


…И бес-пре-рыв-но гром гре-ме-ел…


И вдруг разом все стихло: песни, аплодисменты, смех. В комнате без окон вместе с профессором остались только русские и афганские начальники. Зашелестели географические карты, послышались названия горных аулов. Началось деловое совещание. Эту черту Вавилова помнят многие его современники. Николай Иванович умел сразу переходить от бездумного отдыха к деловой сосредоточенности. Мгновенно, без разгона и усилий, включался он в динамичный рабочий ритм, увлекая за собой собеседников. Так было и на том ночном совещании в предгорьях Памира 14 октября 1924 года. Ученый обратился к своим гостеприимным хозяевам с просьбой подсказать, по какой дороге в эти осенние дни лучше всего выбраться обратно в Кабул. Единственное условие: не возвращаться по пути, уже пройденному и потому достаточно изученному.

Кроме советских пограничников и капитана, в обсуждении приняли участие два его помощника - сегедары и полицейский чиновник - кутвали. Чадили факелы. Семь голов склонились над русскими «царскими» десятиверстками и картами британского генерального штаба. На тех и на других территория от Зебака на юг обозначалась лишь в самом общем виде. О расстоянии между деревнями и направлении дорог можно было лишь догадываться. Семи пограничникам казалось, что они решают сугубо географическую задачу. И только восьмой - сам Вавилов, знал, что совершается сложный дипломатический маневр, имеющий важное значение для всех его дальнейших научных планов.

Маневр был разработан еще в Кабуле. По установленному для иностранцев порядку каждый путешественник должен иметь не только разрешение на въезд в страну, но и особые документы на право передвижения от города к городу. Пока боталичёская экспедиция двигалась с запада на восток параллельно советско-афганской границе и шла на Кабул, особенных затруднений власти не чинили. Но вскоре положение переменилось. В Кабуле Вавилов и Букипич подвели первые итоги своих поисков и пришли к выводу, что многие интересные находки еще впереди. Их надо искать на востоке Афганистана, у границ с Индией. По расчетам Николая: Ивановича, там в изолированных высокогорных долинах неподалеку от индийских городов Читрал и Пешевар лежит район формообразования многих культурных растений, и прежде всего мягких пшениц. От Кабула до восточной границы рукой подать. Дорога туда по крайней мере в пять раз короче той, что уже пройдена от Кушки до афганской столицы. Но в чужой стране понятия «близко» и «далеко» зависят порой не от количества километров, которые надо преодолеть. Политика то и дело превращает близкое в далекое. Индо-афганская граница - район особого попечения политиков, и даже не столько афганских, сколько английских колониальных. Эмир Аманулла в знак ненависти ко всему английскому может сколько угодно резать ножницами европейские костюмы своих придворных, однако мнение британского посла ему совсем не безразлично. А посол не дремал. Повторилось то, что Николай Иванович уже пережил, когда хлопотал о въезде в страну. Как и тогда, не помогли ни официальные обращения, ни личные просьбы полпреда к высокопоставленным лицам. Министерство иностранных дел Афганистана выдвигало самые фантастические причины, чтобы не допустить экспедицию к восточной границе, а по существу - чтобы не раздражать чувствительного британского соседа.


Еще от автора Марк Александрович Поповский
Разорванная паутина

Книга о жизни ученого всегда интересна. Интерес читателя к герою возрастает во много раз, когда речь идет о всемирно известном ученом, создателе новой науки. «Разорванная паутина» — история жизни и творчества доктора медицинских, ветеринарных и биологических наук, единственного в стране академика трех академий (медицинской, сельскохозяйственной и АН СССР) Константина Ивановича Скрябина. Ученый сделал удивительное открытие: мир, в котором мы живем, очервлен. Двенадцать тысяч видов гельминтов — паразитов — заселили тела животных, птиц, рыб, человека, водоемы, почву, растения.


Дело академика Вавилова

Известный литератор, автор четырнадцати изданных книг Марк Поповский в 1977 году под угрозой ареста вынужден был эмигрировать из СССР. Предлагаемая вниманию читателей книга — правдивое и горькое исследование одной из самых драматических страниц в истории отечественной науки, пережившей наступление лысенковщины на генетику, убийство многих лучших своих представителей, — впервые увидела свет на Западе.Сегодня, в условиях оздоровления советского общества, не только имя Марка Поповского, но и его книги возвращаются на Родину.


Управляемая наука

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга

Он не погиб в лагере, но прошел через все круги ада; он не был оппозиционером, однако почти на всей его биографии лежала печать изгойства. Врач, писавший научные труды в тюремной камере, он не только дождался их публикации, но и получил за них при Сталине Сталинскую премию. При этом он одновременно был и хирургом, и священнослужителем Русской Православной Церкви, архиепископом…Такая фигура — настоящая находка для биографа, для психолога и историка. А Марк Александрович Поповский как раз и был неутомимым воссоздателем исторических характеров.


Семидесятые (Записки максималиста)

Тысяча девятьсот семидесятые чумные годы…Мыслящие люди изгонялись из активной жизни.Или уходили, кто как мог и умел. Кто в прикладные сферы, в науку с сидением в библиотеках, кто в любовь, кто в запой, кто в петлю. Кого сажали, кого ложили (в психушку), кого выгоняли из отечества насильно, кто сам отряхивал прах с ног своих.И все-таки самый густой поток изгнанников катился не на Запад и не на Восток, а как бы завихрялся водоворотом, замыкаясь в самом себе. Внутренняя эмиграция. Духовное подполье."Московские новости", март 1990.


Судьба доктора Хавкина

О бактериологе, открывшем вакцину от бубонной чумы, предотвратив эпидемии в Индии, Западной Азии и Северной Африке в конце XIX века.


Рекомендуем почитать
Не откладывай на завтра

Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.



Как я нечаянно написала книгу

Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).


Утро года

Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.


Рассказ о любви

Рассказ Александра Ремеза «Рассказ о любви» был опубликован в журнале «Костер» № 8 в 1971 году.


Мстиславцев посох

Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.