Люди советской тюрьмы - [7]
— Это ложь! Меня никто и никуда не вербовал. Как он мог это говорить? Поверьте мне…
— Я вам верю. "Но в вашем положении лучше всего признаться. Иного выхода нет.
— Как же я буду призйаваться в том, чего не делал? Это абсурд! — Обожаемый мой! Вы должны признаться. Сейчас в стране проводится крупная политическая кампания. Много людей попало в тюрьмы. Среди них есть и не преступники, но они признаются в самых тягчайших преступлениях.
— Но почему? Для чего?
— Так нужно нашей большевистской партии. Она требует этого. Требует и от вас… Так надо. Понимаете? Ну, будем признаваться?
— Не могу.
— Разве вы не верите партии Ленина-Сталина?
— Верю, но не могу возводить на себя дикие обвинения.
— Неужели верите? А как же ваши связи с абреками и принадлежность к "дикой оппозиции"? Заврались, дорогой. Маловато верите.
Я молчу.
Островерхов снова заулыбался. Лицо его сморщилось в сладчайшую гримасу. Голос стал еще протяжней и медовее.
— Вы, Михаил Матвеевич, мне понравились с первого взгляда. Как-то сразу я почувствовал к вам большую симпатию. Вы, чем-то, напоминаете мне моего сына, погибшего в гражданской войне. Я хотел бы, чтобы № были… моим сыном. И очень хочу вам помочь. От всего сердца.
Я смотрю на него в упор и, на мгновение, улавливаю холодный и жестокий блеск его глаз-слив. Он, этот блеск, совсем не вяжется с ласковыми словами и сладкой улыбкой следователя.
Искра зародившегося у меня к нему доверия гаснет. Смутно начинаю я понимать, почему его называют: Сахар Иваныч.
Он отворачивается. Прячет глаза под опущенными веками и говорит уже, без улыбки:
— Послушайте. Вы должны признаться. Так надо. Это будет самое лучшее…. Ну, вы получите небольшой срок концлагерей. Допустим, два-три года. Не больше. Они пройдут незаметно. Затем вы снова вернетесь к семье… Ну, как,? Договорились?
Я отрицательно качаю головой. Мысль о ложном признании и его последствиях приводит меня в ужас.
Сладкое лицо Сахара Иваныча хмурится. В голосе его уже не слышно меда.
— Имейте, в виду, что мы не щадим упрямых. Если очень рассердимся, то можем подвести вас и под расстрел. Или послать на, и большой конвейер. Слыхали вы о нем?
— Слышал уже здесь. Сегодня. Но не знаю, что это такое.
— Я вас пока что отправлю в камеру упрямых. Там вы увидите людей, побывавших на большом конвейере. Они расскажут вам много интересного. А на досуге подумайте там о моем предложении… До скорого свиданья, Михаил Матвеевич.
Улыбка опять ползет по его лицу. Он нажимает кнопку звонка на столе и приказывает вошедшему конвоиру:
— Отведите подследственного в камеру № 3…
Глава 3 УПРЯМЫЕ
Массивный стальной квадрат наглухо вделан в толстую каменную стену без облицовки. В огромных петлях пудовый висячий замок. Над ним белой эмалевой краской крупно выведена цифра 3. Рядом маленькое круглое окошечко, прикрытое деревянной крышкой.
Я стою перед этой дверью в тюремную камеру, пританцовывая и щелкая зубами от холода. Даже в летний день в коридорах тюрьмы очень прохладно.
Вокруг меня хлопочут двое надзирателей в черных шинелях. Прощупывают по рубчикам всю мою одежду, срезают металлические пуговицы и пряжки с брюк, отбирают пояс, галстук и шнурки от туфель. Ни одна вещь, могущая быть использованной арестантом, как средство самоубийства, в камеру не допускается.
Лица надзирателей дубоваты и туповаты. Один — усатый, другой — носатый. Больше ничего примечательного в их лицах нет. Глаза у обоих цвета расплавленного олова, покрытого тонким слоем пепла.
Носатый старательно возится с моей одеждой, а его коллега, оторвавшись от этого занятия пучит на меня свои оловянные глаза, шевелит усами и шепотом, коверкая русский язык, спрашивает:
— Фамелия?
— Бойков! — громко отвечаю я.
Надзиратель делает страшную гримасу и шипит на меня:
— Ш-ш-ш! Тихо!.. Име, отечество?
— Отчество, — невольно поправляю я.
— Не разговаривать! Отвечай на вопрос!
— Михаил Матвеевич…
— Ш-ш-ш! Замолкни! Ш-ш-ш!
— Что вы на меня шипите? Ведь я и так тихо говорю.
— Ш-ш-ш! Ты понимаешь, куда попал? — спрашивает усатый и, подняв палец вверх, торжественно объявляет:
— У внутреннюю тюрьму НКВД. Во! А в этой тюрьме, ш-ш-ш, должна быть тиш-ш-шина. Такая тишина, как в мавзолее товарища Ленина. Понятно? Ш-ш-ш!
— Для чего вам такая тишина нужна? — интересуюсь я.
— А для тюремного режиму. Ведь каковые арестанты у нас заключаются? Важнеющие государственные преступники. Вот вроде тебя.
— Я не преступник. Я по недоразумению.
— Все вы по недоразумению. Знаем вас, контриков… Ты не перебивай! Ш-ш-ш!.. Вот я и говорю. Важнеющий госпреступник должон в полной тишине сидеть. Ни слова, ни звука. Чтоб пикнуть не смел. Чтоб с воли к ному мышь не прибежала, муха не прилетела. Во!
Надзиратель повторяет чьи-то чужие слова. Его голове самостоятельно до них не додуматься. Проверяя свое впечатление спрашиваю:
— Где вы слыхали про такую тишину?
— А на тюремных курсах повышения квалификации, — важно отвечает он. — Знаем,_как с вами, контриками, обходиться… Замолкни! Ш-ш-ш!
Во внутреннюю тюрьму НКВД города Пятигорска меня доставили действительно, как важного государственного преступника. Окружили усиленным конвоем, надели наручники на мои руки и трижды обыскивали.
Роман рассказывает о необыкновенных событиях, произошедших в одном из городов Северного Кавказа во времена ежовской чистки.Книга выпущена в 1956 г. на русском языке в эмигрантском издательстве «Наша страна» в Буэнос-Айресе.
«Бродячие мертвецы» Михаила Бойкова — детектив из советской жизни периода раскулачивания и коллективизации.Замначальника оперативного отдела Уголовного розыска Василий Петрович Дохватов и репортер областной газеты Александр Холмин отправляются в село староверов Дубовское, в котором в одну и ту же ночь умерли две женщины, а один мужчина сошел с ума…
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.