Егеря, впрочем, когда тот пришел, Павел сейчас же сам узнал по патронташу, повешенному через плечо, и по ружью в руке.
- Ты на медведя пришел? - спросил он его с любопытствующим лицом.
- Да-с, - отвечал тот, глядя на него с улыбкою.
- Папаша, егерь! - закричал Павел.
Полковник тоже вышел на крыльцо.
- Здравствуй, Яков, - проговорил он.
- Что, батюшка, и у вас сосед-то наш любезный понадурил? - отвечал тот, вежливо снимая перед ним шапку.
- Да, а все народец наш проклятый: не взглянут день-деньской на скотину.
- Не усмотришь тоже за ним, окаянным, - произнес Сафоныч.
- А ты убивал когда-нибудь медведей-то? - приставал к нему Павел.
- Как же-с! Третьего года такого медведища уложил матерого, что и боже упаси!
- Я, папаша, пойду с ним сидеть на медведя, - сказал Павел почти повелительным голосом отцу.
- Ты? - повторил тот, покраснев слегка в лице. - Эй, Кирьян! - крикнул он проходившему мимо приказчику.
Кирьян подошел.
- Возьми ты Павла Михайлыча ружье, запри его к себе в клеть и принеси мне ключ. Вот как ты будешь сидеть на медведя! - прибавил он сыну.
Кирьян сейчас же пошел исполнять приказание барина. Павел надулся.
- Где, судырь, вам сидеть со мной; я ведь тоже полезу на лабаз, на дерево, - утешал его Сафоныч.
- А я разве не умею взлезть на дерево? - возразил ему Павел.
- Ну, а как он вас стрясет с дерева-то?
- А отчего ж тебя он не стрясывает?
- Да я потяжельше вас.
- И меня, брат, не стрясет, как я схвачусь, сделай милость! - сказал хвастливо Павел.
- Ну, об этом разговор уже кончен: довольно! - перебил его, с совершенно вспыхнувшим лицом, полковник.
Павел отвернулся от него.
Сафоныч, затем, получив рюмку водки, отправился садиться на лабаз. Все дворовые, мужчины и женщины, вышли на усадебную околицу и как бы замерли в ожидании чего-то. Точно как будто бы где-то невдалеке происходило сражение, и они еще не знали, кто победит: наши или неприятель. Между всеми ими рисовалась стоящая в какой-то трагической позе скотница. Она по-прежнему была в оборванном сарафанишке и с босыми расцарапанными ногами и по-прежнему хотела, кажется, по преимуществу поразить полковника. Павел беспрестанно подбегал к ней и спрашивал: "Что? Не слыхать? Не слыхать еще, чтобы выстрелил?"
- Нету, батюшка, нету, - отвечала она монотонно-плачевным голосом.
Наконец, вдруг раздался крик: "Выстрелил!.." Павел сейчас же бросился со всех ног в ту сторону, откуда раздался выстрел.
- Куда это он? - спросил полковник, не сообразив еще хорошенько в первую минуту; потом сейчас же торопливо прибавил: - Кирьян, лови его! Останови!
Кирьян тоже сначала не понял.
- Лови его, каналью этакую! - заревел полковник.
Кирьян бросился за Павлом и кричал:
- Постойте, сударь, погодите! Павел Михайлыч, папенька вас спрашивает!
Павел не слушался и продолжал улепетывать от него. Но вот раздался еще выстрел. Паша на минуту приостановился. Кирьян, воспользовавшись этим мгновением и почти навалясь на барчика, обхватил его в охапку. Павел стал брыкаться у него, колотил его ногами, кусал его руки...
В это время из лесу показался и Сафоныч. Кирьян позазевался на него. Павел юркнул у него из рук и - прямо к егерю.
- Что, убил? - проговорил он задыхающимся голосом.
- Убил! - отвечал тот. - Велите, чтобы телега ехала.
- Телегу! Телегу! - закричал Павел почти бешеным голосом и побежал назад к усадьбе. Ему встретился полковник, который тоже трусил с своим толстым брюхом, чтобы поймать сына.
- Телегу, папаша, телегу! - едва выговаривал тот и продолжал бежать.
- Телегу скорей! - закричал и полковник, тоже повернув и побежав за сыном.
Телега сейчас же была готова. Павел, сам правя, полетел на ней в поле, так что к нему едва успели вскочить Кирьян и Сафоныч. Подъехали к месту поражения. Около куста распростерта была растерзанная корова, а невдалеке от нее, в луже крови, лежал и медведь: он очень скромно повернул голову набок и как бы не околел, а заснул только.
- Мне бог привел с первого же раза в правую лопатку ему угодать; а тут он вертеться стал и голову мне подставил, - толковал Сафоныч Кирьяну.
Но Павел ничего этого не слушал: он зачем-то и куда-то ужасно торопился.
- Валите на телегу! - закричал он строгим, почти недетским, голосом и сам своими ручонками стал подсоблять, когда егерь и Кирьян потащили зверя на телегу. Потом сел рядом с медведем и поехал. Лошадь фыркала и рвалась бежать шибче. Павел сдерживал ее. Егерь и Кирьян сначала пошли было около него, но он вскоре удрал от них вперед, чтобы показать, что он не боится оставаться один с медведем. В усадьбе его встретили с улыбающимся лицом полковник и все почти остальное народонаселение. Бабы при этом ахали и дивились на зверя; мальчишки радостно припрыгивали и кричали; собаки лаймя лаяли. Вдруг из всей этой толпы выскочила, - с всклоченными волосами, с дикими глазами и с метлою в руке, - скотница и начала рукояткой метлы бить медведя по голове и по животу. "Вот тебе, вот тебе, дьявол, за нашу буренушку!" - приговаривала она.
- Перестань, дура; шкуру испортишь, - унял ее подошедший Сафоныч.
- Ну, на тебе еще на водку, - сказал полковник, давая ему полтинник.
