Люди с чистой совестью - [247]

Но с чего в этих условиях начать ее?

Вот на расстоянии полутора часов ходьбы от нашего расположения находится областной город Станислав.

На рассвете, когда временный наш лагерь еще спит, мы с Мыколой ходим, проверяем посты и слушаем звон колоколов в городе.

Что там делается?

Может быть, он полон войск, которые через несколько часов навалятся на нас? А может быть, достаточно нескольких пулеметных очередей наших хлопцев, чтобы вызвать там панику? Ведь всего месяц назад этот городишко, впервые услышав наши партизанские пушки, отчаянно струсил.

Но это было так давно… И пушки взорваны в Карпатах.

Помощь пришла неожиданно. В первый раз, проходя через Черный лес в полном блеске нашей боевой славы, мы мимоходом слыхали от батальонных разведчиков, что в Черном лесу где-то в самой чащобе скрываются остатки Станиславского гетто. Народу в нем было около сотни — это все, что осталось от восьмидесяти пяти тысяч согнанных за проволоку евреев Станиславщины.

Меняя лагерь (а мы через день обязательно делали это), как-то на рассвете подходили мы к ручью. Выбрали место поудобнее. Я позвал с собой Сердюка, с которым мы в последние дни как-то особенно сдружились:

— Пойдем по обороне!

Продираясь в кустах, я ухмылялся. Смешно, конечно, называть это «обороной». Но была привычка так называть то условное кольцо вокруг лагеря, через которое никто, пока он жив, не посмел бы ступить шагу назад.

За лесом на холмах блистало солнце. Но в лесу было еще сыро и темновато; изредка чирикнет проснувшаяся птаха, треснет сучок. Сердюк вдруг кинулся к сосне. Вскинув на плечо автомат и крикнув привычное: «Стой!» — он замер за толстым стволом граба.

Тишина.

— А ну, выходи!

Опять тишина.

— Выходи! На мушке держу!

Осторожный треск сучьев. Сопение.

— Кто такие? — строго спрашивает у соседнего куста Сердюк.

И куст отзывается дрожащим голосом:

— Люди-и…

— Вижу, что люди.

От кустов отделился человек. Несмело шагнул в нашу сторону. В робком его взгляде я уловил и любопытство.

— Ну, что вы за лю-у-ди? Признавайся!

— Доктор Циммер, — представляясь, сунул мне свою руку лысый, в лаптях, но при засаленном цветном галстуке человек. Огромные заплаты были на коленях и на локтях его некогда с «искрой» костюма.

— Доктор?

Он сразу затарахтел быстро и радостно.

Чересчур правильно построенные русские фразы, но с небольшим акцентом подсказали мне: польский или чешский еврей. С высшим образованием, несомненно. Так и оказалось: двадцать лет назад он окончил в Праге медицинский институт, жил в Польше, в Западной Украине, занимался частной практикой. Был и зубным врачом и гинекологом.

— А хирургом? — При этом вопросе в глазах его — мольба и испуг.

Что-то мне в нем понравилось: пытливые глаза, любознательность и волнение, от которого даже капельки пота блестели на огромной лысине.

— Куда вы шли?

— Я уже давно к вам собираюсь, товарищ полковник. Мы уже третий день вокруг вас крутимся.

— И что же?

— А то, что я решился наконец пойти один. Все-таки нехорошо.

— Что же тут нехорошего?

— Мы же с вами соседи. А вы, можно сказать, перехватили наш обоз. Небольшой, всего одна подвода, — виновато укорял меня он, — но все ж таки! Как это у вас говорят: какой пароход, такое и плавание…

Вспомнил. Разведчики, возвращаясь как-то из бесплодных поисков по безопасной и незаметной тропе из-под Станислава, на опушке Черного леса обнаружили повозку без лошади. На возу были два мешка свежих огурцов, несколько бутылок водки, колбаса, свежеиспеченный хлеб, медикаменты (правда, странный набор их еще тогда обратил мое внимание: тут были сплошь «штатские» медикаменты — от поноса, гриппа, капли датского короля), несколько батареек к карманным фонарикам и газета «Дас Райх» за первую неделю августа с передовицей доктора Геббельса. Я пожалел, что со мной нет моего переводчика — Миши Тартаковского. Он погиб в Делятинском бою.

— Это ваш «обоз»? — улыбнулся я.

— А что ж тут смешного? — обиделся доктор Циммер. — Конечно, наш. А как же иначе мы могли бы жить в этом лесу?

— А кто вам доставляет все это?

— Нет, вы скажите лучше: увижу ли я свои товары?

— За огурцы не ручаюсь, водки и колбасы наверняка не увидите — они давно уже пошли в дело. Медикаменты могу вам вернуть. Они у медсестер. А это — пожалуйста, — и я протянул ему газету.

Дальше происходило что-то совершенно комическое: развернув газету и сидя на пне, как в кресле, доктор Циммер небрежно читал передовицу Геббельса и бегло ее комментировал.

Мы предполагали простоять здесь несколько дней. Пригласив соседа заходить в гости, мы с Сердюком пошли дальше. А через день доктор Циммер совсем перекочевал к нам в отряд.

— Я сказал своим, чтобы они уходили подальше от вас. Жаль все-таки было покидать насиженное место. Уже и шалаши были тут в кустах. Но для них так будет лучше.

— Почему?

— Вы же невозможно шумите!

Я опешил. Мне казалось, что я уже научил свою группу третьей заповеди ковпаковской тактики: «мовчать и ходыть так тихо, як тигра». Сидеть, оказывается, нужно еще тише.

Нет, определенно мне нравился этот доктор.

Но самыми ценными качествами доктора Циммера были не знание немецкого языка, и даже не его медицинские познания — а он уже приобрел в отряде практику: вылечил понос у двух-трех бойцов, объевшихся после голодовки в Карпатах, раненым он прописывал какие-то примочки и тут же учил медсестер, как их делать, — а то, что вместе с доктором Циммером в отряд перешла его обширная «агентура» из лесных деревушек. Вначале гуцулы, работавшие на доктора Циммера, опасались связываться с «политикой», но когда за нас поручился сам доктор Циммер, они стали ходить и по нашему заданию в Станислав.