Люди с чистой совестью - [231]
— Выхода нам нет. Кроме как рвать кольцо через штаб немцев. Через Делятин, — торжественно сказал Ковпак.
Комиссар молчал. Люди поглядывали то на Ковпака, то на карту. Соображали. Недолго сидели молча. Заговорили все сразу, излагая друг другу свое понимание замысла предстоящего боя.
Ковпак подмигнул комиссару одобрительно. Он был доволен произведенным впечатлением.
— Это же скольких мы зайцев бьем? — нетерпеливо спрашивал Федора Карпенко коротконогий, загорелый Матющенко. — Из окружения вырываемся по-настоящему — раз, Кригера к ногтю — два.
— В степя выходим — три, — поддакнул Карпенко. — И горные войска в Карпатах к фюреровой матери оставляем — четыре…
— А не много ли зайцев вы насчитали? — оборвал комиссар.
— Раз на охоту идти, так чего ж церемониться, товарищ комиссар? — не моргнув глазом, сказал Карпенко.
— Давайте, хлопцы, сойдемся пока на первых двух. А теперь разрабатывайте со штабом детали. А мы с разведкой пойдем пока…
И Руднев, легко вскинув на плечи свой «ППД», зашагал по краю кустарника. За ним заспешили мы с Горкуновым.
Уже возле лагеря мы встретили бежавшего навстречу Радика. Сняв шапку и утирая вспотевшее лицо, он издали радостно крикнул:
— Папа! Вот здорово получилось!..
Заметив нас, Радик запнулся.
— Товарищ комиссар, разрешите доложить?
Руднев скрыл улыбку под черным усом.
— Я с донесением от шестой. Она от Синички заслон держит. Два часа назад мы обнаружили колонну немцев. Идет по нашему следу. Много вьючных животных. Все горные стрелки. Майор Дегтев определил: не менее двух батальонов. А может быть, и весь полк.
— Двадцать шестой оправился после вчерашнего, — отметил комиссар Горкунову.
— А может быть, и тот, второй, сформированный в Норвегии… — отозвался помначштаба.
— Ну, что же тут веселого? — нетерпеливо осведомился комиссар у сына.
— Так это ж они свою колонну бомбят. Не менее получаса. Похлеще, чем нас в Маняве, — засмеялся Радик.
— Ну, это еще проверить надо, — негромко сказал комиссар.
— Да все же как на ладони, отец. Вот здесь, за рощицей, видно. Здорово! — не унимался Радик. — Пойдем. Не больше ста шагов.
Руднев повернулся к Горкунову:
— Ставь задачи ребятам. И пошли ко мне один пулеметный расчет… Мы будем на опушке.
Горкунов, козырнул. Предводительствуемые Радиком, мы пошли вперед.
— Здесь надо маскироваться, — таинственно шепнул Радик и повел нас овечьей тропой.
Через небольшой овражек мы вышли на опушку. В крайних кустах, замаскировав ветками небольшие брустверы из камней, лежали бойцы шестой роты.
Народ веселился не меньше Радика. Отойдя немного в сторону, чтобы не демаскировать оборону, мы воочию убедились, что Радик говорил правду.
Кряж Синички, голый, похожий на хребтину лежащего коня, здесь был усыпан маленькими зелеными точками. Среди них лежали другие, побольше. В бинокль было видно: это убитые люди и животные.
Изредка, оставляя за собой белесый дымок, зеленели анемичные при солнечном свете ракеты. Вдоль горы все еще бесновалась «девятка» «юнкерсов». Они уже сбросили бомбы. Прицельно и точно по колонне. Об этом красноречиво говорили трупы горных стрелков 26-го полка, валявшиеся на склоне. Сейчас самолеты обстреливали бегущих, скатывающихся в ущелья альпийских стрелков.
По прямой это было так близко, что, казалось, немцы могут услышать наши крики.
По извилистым горным тропам и долинам, да еще после такого угощения деморализованным остаткам полка сегодня уже не добраться к обороне нашей шестой роты.
Руднев взглянул на часы.
— До темноты еще далеко, — сокрушенно покачал он головой.
Мы взглянули на запад. Солнце уже скрывалось за Синичкой. Руднев словно забыл о немцах и стоял во весь рост, освещенный его лучами.
— А солнце светит как ни в чем не бывало… Полежим, подумаем… — чуть слышно сказал Семен Васильевич.
Я постелил плащ-палатку и лег в стороне. Мы долго молчали. Затих и Радик, израсходовав весь свой восторг.
Мне показалось, что я задремал, когда до моего слуха донеслась тихая песня комиссара:
Через четверть часа я подошел к комиссару, сидевшему на камне. На коленях его лежала курчавая голова сына. Радик спал.
— Ну как, Петрович, дрейфишь?
— Нет. Вообще… нет. Одного только боюсь.
— Чего же?
— Чтобы не ранили в… ноги.
Руднев участливо улыбнулся.
— А-а-а… Понимаю. А ты как, разве не сможешь? — и приставил, как дуло нагана, указательный палец к виску.
От неожиданного вопроса холодок пробежал по спине.
— Н-не-е знаю… Как-то… ни разу в жизни не приходилось…
Руднев рассмеялся. Проснулся Радик и взглянул на нас.
— Что, опять своих бомбят?
Солнце уже скрылось за горой. Тонкой полосой расплавленного металла бросило оно нам последний привет и спряталось за гребешком горы.
— Пошли, хлопцы! Скоро марш, — сказал Руднев, поднимаясь с камня.
Быстро карабкаясь и убегая от тени горы Синички, на миг мы снова догнали солнечный луч.
А еще выше лагерь третьей роты был освещен так ярко, что даже слепило глаза.
Остановившись, утишив стук сердца после быстрого подъема, комиссар вытер рукавом пот. С сожалением глядя на исчезавшее за горой безжалостное светило, тихо сказал:
— Хотел бы ты знать, кому из нас светит оно в последний раз?..
Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами.
Действие романа Петра Вершигоры «Дом родной» развертывается в первый послевоенный год, когда наша страна вновь встала на путь мирного строительства. Особенно тяжелое положение сложилось в областях и районах, переживших фашистскую оккупацию. О людях такого района и рассказывает автор.Решение существенных хозяйственных вопросов во многих случаях требовало отступления от старых, довоенных порядков. На этой почве и возникает конфликт между основными действующими лицами романа: секретарем райкома партии боевым партизаном Швыдченко, заместителем райвоенкома Зуевым, понимающими интересы и нужды людей, с одной стороны, и председателем райисполкома Сазоновым, опирающимся только на букву инструкции и озабоченным лишь своей карьерой, — с другой.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.