Люди с чистой совестью - [2]

— Очень интересно будет вместе поработать.

Владимир Иванович прокашлялся.

— Вот ведь что… — снова заговорил Рукав. — Президент читал послание федеральному собранию. Я немного общался с Зиновьевым, сейчас он уже умер. И когда… Зиновьев сказал поразительную вещь: «Главное для меня — это любовь». То есть, конечно, время пришло. Мы окажем президенту уверенную поддержку.

Валера тягостно молчал. К своему ужасу сквозь канцелярские клише и внешнюю бессвязность он прекрасно понимал, что хочет сказать Рукав.

— Теперь любовь — главная задача, — произнес Рукав и потер нос.

— Это — дело такое… — вздохнул Владимир Иванович.

Валера сидел в торце стола, ему открывался вид на монитор Владимира Ивановича — там царствовал Rambler, потом на поисковом табло появилась задница в красных больших трусах и надпись: «75 % мужчин предпочитают девушку в боксерах».

Впервые он встретился с тестем давним летом: Валера сопровождал его дочку, Дашутку, на дачу. Владимир Иванович вез их, почему-то вместе с домработницей в поселок Снегири, где дожидался исполненный в желто-белых, мягко-летних тонах особняк. Это была некая взаимная прихоть дочки и отца — Владимиру Ивановичу уже много лет не нужно было водить авто по причине приставленного, рвущего поводок, как спаниель на утиной охоте, шофера, а Даше, казалось бы, было не менее по барабану, кто отвезет ее на угодья.

Валера с Дашей сидели сзади, на переднем сидении покоилась домработница с дураковатым, но отчаянно любимым Дашей биглем на коленях. Стояние в пробках благоволило к политическим разговорам, особенно усердствовала Даша, ничего, впрочем, не соображавшая, но красивая бешеной летней красотой.

— Ежу ясно, никакой национальной революции никогда у нас не будет, — говорила она, вздрагивая плечиками, — да и зачем она нужна? И я, и ты, Валер, и ты, пап — никогда мы все так хорошо не жили, как при Путине.

— Да ты пойми! — охал от руля папа. — Нефть закончится и ни хрена здесь не будет! Цены рухнут — и все, восстание…

— Да ни хрена они не рухнут! — спорила Даша. — И потом не в одной нефти дело. Ты сам говоришь, производства восстанавливаются, экономика растет, приезжай хоть в глухую провинцию — все живут прилично, все у всех есть. В «Техносилу» с Валерочкой ходили в субботу, полчаса в очереди стояли, а ты говоришь у народа денег нет! Полно денег, полно!

— Это в Москве, — буркнула домработница.

— Не только в Москве.

— Но Путин… — начал было Валера.

— А что Путин?! — взвилась Даша. — Да если бы они устроили референдум, я бы первая побежала и высказалась за то, чтобы он не уходил. Путин делает все правильно…

— Мне он нравится, — домработница отодвинула от лица морду бигля с экстазно высунутым языком.

— Люди сидят в тюрьмах… — попробовал снова Валера.

— Да и пусть сидят! Пусть! — взвизгнула Даша. — Кто сидит? Ходорковский? Дебильные лимоновцы? Сами знали, на что идут, чего их жалеть? Зато Юлька теперь пособие на ребенка две тысячи получает, а не пятьсот, как раньше.

— Так она же замужем? — удивился Владимир Иванович.

Валера еще в ту поездку отметил его странную особенность отводить любой мало-мальски содержательный разговор на какие-то побочные скучные тропинки.

— Они с Колей специально не расписываются, чтобы пособие получать, — сказала Даша.

— Но ведь она в «Норильском Никеле», — упорствовал в обсуждении участи неизвестной никому Юльки Владимир Иванович, — зачем это пособие?

— Ну, он такой жадный, Колька, — отвечала Даша, — за рубль удавится.

В таком духе они беседовали еще минут десять — Владимир Иванович даже начал совсем уж мерзко подхихикивать, вспоминая историю знакомства Юльки с некими Пашей и Володей, о которых она много и с эпитетами рассказывала, а потом была застигнута Дашей в скверике с двумя неграми, но не растерялась: «Знакомься, Дашун, — сказала Юлька, — вот Паша, вот Володя». Потом из приглушенного радио донеслись первые марши песни «Районы, кварталы, жилые массивы», и Даша стала требовать, чтобы звук усилили. Потом все наслаждались музыкой…

— Ну что же, — Владимир Иванович сверкнул очками, — молодой человек тебе, Алексей Степаныч, проектик некий показать хочет.

Рукав согласно закивал и принял из Валериных рук папочку.

— Как вы с Рыбенко? — вдруг спросил он, присасываясь взглядом к Валере.

— Сотрудничаем! — с энтузиазмом рявкнул Валера, словно бы ничего лучше сотрудничества с Рыбенко в его жизни не было.

— Он… Это… Такой. — Неопределенно заметил Рукав.

Федор Рыбенко возглавлял молодежную организацию партии Любви, был он — алкаш, бабник и застольный балагур. Правда, активного, самостоятельного зла Рыбенко не творил, Валера с ним даже подружился.

— Как это… — сказал Рукав, косо, по диагонали, отклоняясь от стола, — будем работать — будем жить, верно?

Владимир Иванович хлопотливо проводил до приемной.

Рукав со свойственной ему незаметностью метнулся в какой-то коридор и исчез, Валера, улыбнувшись секретарше, пошел к лифту. Ничего не оставалось, как звонить Рыбенко.

Они договорились пересечься через четверть часа в «Шоколаднице» на Большой Дмитровке.

Валера пришел раньше. Рыбенко возник, когда трепетная официантка ставила перед Валерой кофе.