Люди разбитых надежд: Моя исповедь о шизофрении - [14]

Ведущий всерьез исполняет свои обязанности. Он выкрикивает номера своим громким голосом и выглядит искренне взволнованным, когда кто-то подходит к нему за своим попкорном. Он поздравляет каждого, даже если этот человек выигрывает уже не первый раз.

Бобби эта игра быстро надоела, к тому же мы оба были буквально набиты попкорном. Пол укрывали маленькие белые шарики, которые скрипели под ногами. Уже можно было идти. Элен, которая сидела возле нас, прошептала, что Титбит выиграл 17 раз. Я посмотрела на стол, и действительно — Титбит был завален попкорном.

Письмо

Карен сообщила мне, что с приема сиропа я перехожу на прием таблеток. Она говорила об этом так взволнованно, будто это было невероятное достижение. Я сказала, что буду счастливая лишь тогда, когда совсем перестану принимать лекарства. Она рассмеялась, но добавила, что это значительный шаг к выздоровлению.

Я участвую в групповой и трудовой терапии. Я делаю керамическую вазу, которая выходит не такой уж хорошей. Я участвую во всех лечебных программах и послушно отвечаю на все вопросы врачей.

Я говорила с доктором Грином, но очень сдержано. Если бы он не был психиатром, мы бы с ним хорошо поладили. Но, зная его профессию, я стараюсь быть осторожной. Бобби говорит: «Веди себя нормально и он тебя выпишет».

Таким образом, я держу в секрете от врачей факт существования змей и шепчущих голосов. Змеи появляются теперь время от времени, но голоса не оставляют меня нигде.

Я чувствую себя растерянной, когда ко мне обращается другой человек, потому что не уверена кто на самом деле говорит. Однажды я перепутала голоса и ответила неправильно, о чем тут же догадалась по взволнованному выражению лица медсестры. Надо быть более внимательной, следить за губами людей, которые обращаются ко мне, чтобы знать, что говорить. Я всегда ненавидела ложь в любых ее проявлениях, но иногда она необходима, чтобы выжить.

Я не думаю, что мне придется быть здесь все время. Больные не такие уж и плохие люди, как я думала, надо лишь узнать их. На самом деле они добрые, не жестокие. И не потеряли человеческого достоинства. Они просто несчастные. Просто что-то искривило их жизнь.

Врачи тоже добрые, если говорить с ними как с людьми. Я была удивлена, когда одна из медсестер поделилась со мной своими проблемами. Я слушала и ощущала, что я кому-то нужна, что они — тоже люди. Они живут своей жизнью с ее проблемами и несчастьями, как и каждый из нас. Я больна, но верю, что вылечусь и вернусь к нормальному образу жизни. В конце концов, когда вы режете руку или ломаете ногу, вы обращаетесь к врачам, они накладывают швы, делают перевязку и отсылают вас домой. Я надеюсь, что со мной будет именно так.

Но это занимает так много времени! Я все еще вижу змей и слышу голоса. Лица тоже еще искажаются. Я думаю, что с этим можно жить; жить, но держать это в секрете от других людей. У меня была жизнь за пределами больницы и я должна вернуться к ней. Я должна… пока жива.

Письмо

Я чувствую себя изнасилованной и оскорбленной. Вся моя сущность, мои самые тайные мысли были изучены и выставлены на общий осмотр, они высмеивались на протяжении всего моего пребывания в больнице.

Мне казалось, я живу здесь уже целую вечность, и это в самом деле продолжалось уже довольно долго. Они сказали — несколько месяцев. В эти невыносимые дни я обращала внимание на разные мелочи: движение солнца, на больных и их лица…на ужасных змей. Прежде меня увлекала игра света и тени, теперь я избегаю этого. Но я знаю, что потеряла способность видеть мир в ретроспективе, видеть его целостную картину. Подобно фотографу, который направляет свой объектив на мелкие детали, я оставляла вне своего восприятия реальность. Я жила между двумя мирами: небесным царством эйфории и адом лунатизма. Эти два мира сосуществовали в моем расщепленном мозгу, мне тяжело это объяснить кому-нибудь.

Мы хорошо ладим с доктором Грином. Он удовлетворен тем, что с помощью лекарств и интенсивной терапии достигнута стабильность моего душевного состояния. При каждой возможности я спрашиваю его, когда мне можно будет вернуться домой. Он отвечает, что еще рано, что я еще не готова. Но я ощущаю, что готова (почти готова), и разгорается спор. Но потом он всегда сводит все к шутке: «Как, вы хотите нас покинуть?» И мы смеемся. Я не хочу признать, что он нравится мне.

Если бы мне удалось забыть то, что он «не наш», тогда бы, безусловно, мне было приятно его общество. У него мягкий, приятный голос и совсем непугающая внешность. Он красивый, с прямыми точеными чертами лица, широко открытыми глазами. Больные женщины любят брать его под руку, когда идут с ним по коридору. Они очень одиноки и всеми покинуты, доктор Грин понимает это. Он — хороший человек.

Письмо

Сегодня меня зашла посетить моя давняя подруга, подруга из моего прошлого. В этот день все мои мысли были упорядочены, я была почти в норме. Диана вошла в комнату, будто струя чистого воздуха. Она олицетворяла дом и жизнь, далекую от этого места.

Заходили другие друзья, и я понемногу вспоминала свое далекое прошлое, но воспоминания были тусклы и не связаны между собой, будто кусочки разорванной картины.