Люди переменились - [56]

— Господин унтер-офицер, где находится штаб? — спросил Мишо.

— Сбегай узнай! Небось подметки не сотрутся! — сердито ответил ему тот, махнув рукой назад.

«Притомился, вот и сердится», — подумал Мишо, и поехал в хвост колонны.

— Господин майор, пакет из штаба полка, — доложил он, подавая пакет командиру.

Мишо Бочваров ехал рядом с командиром, держась несколько в стороне и ожидая, что тот посмотрит на него и узнает. Буцев аккуратно, как будто сидел за столом в кабинете, оторвал край пакета, вынул листок бумаги и принялся читать. Лицо его вытянулось и словно окаменело. Мишо с улыбкой смотрел на Буцева. Ему всегда было приятно увидеть своего бывшего командира взвода. И он с возрастающим нетерпением ждал того момента, когда тот узнает его.

— Солдат, с каких пор вы у нас связным? — спросил Буцев.

— Уже неделю, господин майор.

— Ах, да, — как бы припоминая что-то, кивнул Буцев.

— Так точно! — перестарался Мишо Бочваров.

Буцев повернул голову и пристально посмотрел на него.

— Ваша фамилия, кажется, Бочваров?

— Так точно, господин майор…

— Сразу видно, что вы из строевых.

— Так точно. Строевой!

Буцев несколько раз кивнул головой, как бы снисходительно здороваясь с кем-то, и мягко улыбнулся. Скованность Мишо рассеялась, и он подъехал ближе.

«Мир тесен, гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда сойдется», — подумал Буцев и повернулся к следовавшему за ним Бочварову.

— По всему видно, что вы не забыли нашего разговора…

— Так точно, господин майор, — рявкнул Мишо.

Буцев поднял руку в кожаной перчатке, как бы давая ему знак отвечать потише и послал коня вперед.

Колонна солдат, как поток, запрудила пустую площадь, и потекла по крутым, узким и тоже пустынным улочкам села.

*

Ранним утром, над тревожно молчавшими крышами прозвучал сигнал побудки. Солдаты, стряхивая сонную одурь, вяло подчинились зову трубы. Вскоре дивизион покинул село. Колонна растянулась по узкой проселочной дороге. Светало. И солнце, как поднятое по тревоге, разом выметнуло на колонну сноп своих лучей. Птицы перестали щебетать. Воздух словно загустел. На рубахах солдат расплывались мокрые пятна. По обе стороны дороги лежали несжатые поля, тоскуя по белым платкам жниц. Не было слышно песен, которые обычно стелются в эту пору над нивами. Солдаты, в большинстве своем крестьяне, вздыхали, переглядывались, покачивая головой и перебрасываясь замечаниями:

— А в наших краях, поди, уже жнут.

— Что ты, у нас хлеба узревают раньше. Давно уж убрали…

— Кто знает, может, и там хлеб горит.

— Почему же? Там ведь оккупационного корпуса нету.

Тоска по родным местам, раздуваемая этими отрывочными разговорами, как уголья под золой, разгоралась в их утомленных душах. Связной Мишо Бочваров передал приказ командира прекратить разговоры. Солдатские голоса стихли и только топот ног и конских копыт нарушал тишину утра.

Офицеры ехали во главе колонны. Издалека была видна прямая спина Буцева. Его конь часто ржал, будто гордясь таким молодцеватым ездоком.

— Жарко, как в печи, — сказал один из офицеров, посмотрев на выгоревшую траву.

— Лето, — пожал плечами другой.

Время от времени офицеры снимали фуражки и вытирали потные лбы.

— Вчера крестьяне рассказывали солдатам, что одна из наших частей, расквартированная в соседнем селе, подверглась нападению партизан. Несколько солдат было убито…

— А что сделал командир?

— Из дивизии пришел приказ сжечь село.

— Ну и что, сожгли?

— Приказ есть приказ! — заметил Буцев.

Вдруг по колонне пробежало волной оживление. Одинокий жнец и привязанный к груше осел привлекли внимание солдат. Им было приятно увидеть живую душу среди этих безмолвных полей. Забыв о строгом приказе, они приветливо замахали руками одинокому жнецу.

Погруженный в размышления о несоответствии между преступлением партизан и мерой наказания, Буцев заметил жнеца позже других. Он даже позавидовал ему — захотелось побыть в одиночестве. Но сознание того, что это невозможно, наполнило его сердце грустью.

Жнец мерно взмахивал серпом, продолжая спокойно заниматься своим делом. Он заметил колонну только тогда, когда осел заревел. Жнец выпрямился и помахал солдатам пучком срезанных колосьев.

Кое-кто из солдат тоже помахал в ответ.

— Э-гей! — взлетел к небу одинокий возглас, и по колонне, дуновением весеннего ветерка, прошелестел тихий смех.

Мишо Бочваров пустил коня по обочине и поравнялся с Буцевым. Он хотел заслонить от него одинокого жнеца. Но Буцев уже не смотрел в ту сторону, а прямо перед собой на дорогу. Мишо облегченно вздохнул.

«Сделал вид, что не заметил его», — подумал Мишо, и Буцев еще выше поднялся в его глазах. Дорога, которая уходила под копыта коня, уже не казалась ему пыльной и трудной, как раньше.

«Крестьянам приказано не выходить в поле. Но какую опасность для нас может представлять пожилой одинокий мужик? — думал Буцев. — Там было нападение, а это другое дело… Но приказ есть приказ…» — Его тяготили эти неприятные и противоречивые мысли. Он должен был решить вопрос, который по его мнению не имел ничего общего с военными действиями. Не чувствуя себя в состоянии принять решение, он, неожиданно для самого себя, поднял руку и громко крикнул: