Люди особого склада - [28]

Попробуйте что-нибудь возразить против этого! Скажете, что война кончится не скоро, — глаза люди выцарапают, с собрания прогонят. Да и самим, по правде говоря, не хочется верить, что война затянется. Так и решили на собрании прятать до зимы скотину в лесу — и прячут. Насчет недвижимого имущества, зерна, овощей, фруктов и других запасов спорили долго и, может, решили бы раздать людям под расписку, если бы не какой-то там их старый огородник Апанас Морозов. Как начал бушевать, как уперся, так хоть ты с ним что хочешь делай! «Где, — говорит, — в каком законе написано, чтоб можно было колхозное добро разбирать? По трудодням, кому полагается, другое дело, это я понимаю, а без трудодней — не может быть, этого я не понимаю и никого слушать не хочу. Покажите мне, — говорит, — такой закон».

Я вспомнил старого Апанаса. Человек с таким характером и в самом деле мог пойти против всего собрания.

— Упрямый старик, — взглянув на меня, сказал Варвашеня.

— И вот настоял на своем! — подхватил Горбачев. — Насолил бочки огурцов, яблок, груш намочил, попрятал все это по погребам. «Придут, — говорит, — наши, тогда видно будет, что с этим добром делать».

— Ну что ж, пусть старик прячет добро от врага, — заметил я. — Пусть колхозники и скотину в лес гонят, пусть даже в крайнем случае уничтожают ее. Тут важно одно: враг ничем не должен поживиться. Из этого и исходит решение обкома. В этом направлении мы и должны проводить массово-политическую работу.

— А вот у Трутикова, — Варвашеня тронул Горбачева за локоть, — там, по-моему, все правильно организовано.

— У кого? — переспросил Горбачев.

— Ну, в Озерном, у председателя колхоза Трутикова. У него все лучшие лошади и почти вся скотина эвакуирована в советский тыл. Урожай весь убрали и спрятали. Имущество — тоже в надежное место. Идешь по деревне — пусто, как метлою подметено. Сунется оккупант в деревню и сразу нос воротит — нигде ничего нет.

Горбачев утвердительно кивнул головой:

— Таких, как этот Трутиков, у нас в районе много. И старый уже, под шестьдесят, а работник незаменимый!

Вскоре Горбачев стал собираться в дорогу.

— Не могу, не имею времени, — повторял он, когда Варвашеня предложил ему остаться до завтра, чтобы потом идти вместе.

— Там столько работы в районе, день и ночь делай — не переделаешь!

— А как там Ермакович? — спросил я.

— Летает по району, как вихрь, — махнул рукой Горбачев. — Ни одного часа на месте не сидит. Ни одного часа! Вместе с Пашуном они задают жару фашистам! Операция в Постолах дорого обошлась оккупантам. Они уничтожили там больше сорока фашистов. Гоняются гитлеровцы, рыскают за ними, а заодно и за нами. Плохо только, что эти ребята какие-то единоличники, никак не найдут настоящего пути. Отгородились от всех и вот уже третий месяц варятся в собственном соку: сами к людям не ходят и к себе никого не водят! На этих днях думаем вызвать их на бюро райкома. Ну, бывайте, товарищи, — снова заторопился Горбачев. — Скоро опять буду здесь. Ноги у меня длинные, дороги знакомые.

— А ты не очень увлекайся знакомыми дорогами, — с добродушной усмешкой посоветовал ему Варвашеня. — Гладкая дорога всем доступна — и добрым людям и врагам.

— Не беспокойтесь за меня, — по-военному выпрямив плечи, ответил Горбачев. — Я не попадусь!

Вдруг он повернулся ко мне и укоризненно взглянул на Варвашеню:

— Вот как иной раз получается: шли с докладом, а не обо всем важном сказали. Чуть-чуть не забыл: у нас теперь своя типография. Любанскую районную, типографию мы перетащили в лес почти со всем оборудованием. Тут группа Долидовича сильно помогла. Теперь можно не только листовки печатные выпускать, но даже газеты. Вот только бумаги бы достать. Но и тут у нас есть свои планы. Бывайте, товарищи!

Он козырнул, молодцевато повернулся и вышел.

— Деловой парень, — заметил вслед ему Варвашеня. — Только горяч немного, все время придерживать надо.

— Ну, они там с Луферовым поладят, — ответил я. — Один горячеват, другой холодноват — поделятся.

Мы составили обращение обкома к населению Минской области. Варвашене было поручено напечатать его в любанской подпольной типографии.

«Нельзя ждать ни минуты, — говорилось в обращении. — Необходимо начинать действовать сейчас же, быстро и решительно. Для уничтожения врага используйте любые средства: душите, рубите, жгите фашистскую гадину.

Пусть почувствует враг, как горит под ним наша земля.

Действуйте смело, решительно, победа будет за нами. Нет такой силы, которая могла бы покорить советский народ!»

Вошел часовой и доложил, что задержаны трое неизвестных людей. Я вышел. Сержант Петренко сказал, что задержанные находятся далеко от лагеря, возле деревни Рог.

«Так возле Рога и вертятся бойцы, — подумалось мне, — тянет их туда, как магнитом».

Но то, что они выставляют посты далеко от лагеря, было похвально.

— Задержанные просят, чтобы вы сами туда пришли, — сообщил сержант. — Какой будет приказ?

Мы отправились к деревне. В густом ельнике нас окликнули. Сержант отозвался.

— Это вы, Василий Иванович? — послышался тихий голос, когда мы подошли ближе.

Я узнал Степана Петровича. Он отделился от толстой ели с низко свисающими ветвями, под которой стоял, и подошел к нам.