Люди огня - [207]

Марсельская бухта была, по-видимому, не тронута цунами. Смертоносные волны растратили силы, обрушившись на Сицилию, Сардинию и Корсику, заэкранировавшие Марсель. Если сюда что и дошло — разбилось об острова при входе в бухту. Даже яхты, покачивающиеся у причалов, были целехоньки.

Зато шел снег. Юг Франции, «Midi», снег… Невозможно! Нас настигла, наконец, «ядерная зима», уже покушавшаяся прийти после многочисленных извержений и теперь павшая на землю без поблажек, передышек и свободных территорий, в полном объеме.

Операция по уничтожению человечества была проведена с ювелирной точностью и напоминала медицинскую. Сначала уничтожить инфраструктуру точечными ударами, лишить электроэнергии и связи, а потом обрушить на ставшее беззащитным человечество средних размеров астероид.

К этому можно было относиться двояко. Во-первых, обозлиться на Творца и разрушителя и заняться героическим и бессмысленным сопротивлением. И, во-вторых, смириться (в конце концов это его эксперимент и его воля экспериментатора), заняться эволюцией духа по Тейяру и попытаться под занавес пролезть в маленькую дырочку и попасть в число избранных в качестве материала для дальнейшей эволюции человечества. Первая позиция казалась более благородной, вторая — более конструктивной. Как прагматик, я склонялся ко второй.

Мы ступили на влажную Бельгийскую набережную. Снег еще таял, касаясь земли, но мне думалось, что это только начало. В городе пахло рыбой: на набережной, на улицах, в подземных переходах и неработающем метро.

— Здесь раньше был огромный рыбный рынок, — сказал Жан.

В качестве остатков прежней роскоши на набережной ежились от холода двое торговцев с небогатым ассортиментом.

В Марселе у Жана было много сторонников. Хотя, возможно, их прибавилось после смерти Эммануила — поняли, что ветер переменился. Впрочем, перемена эта здесь практически не ощущалась, поскольку у власти во Франции по-прежнему оставались Эммануиловы наместники: Матвей и Лука Пачелли. Последнему факту я не удивился. Если Мария выжила в пламени раскаленной лавы, авиакатастрофа никак не могла причинить Луке вреда. Просто добрался наконец до Парижа.

Матвей всегда с ленцой относился к охоте на «погибших», и я его не опасался. Лука был несколько злее, так что предосторожности местной общины не показались мне чрезмерными. Собирались на одной из станций метро. Странно это смотрелось: темная подземка без поездов и электрического освещения, при свечах.

«Государя» и «свиту» обеспечили теплыми вещами и средствами передвижения. Жан собирался в замок Монсальват. Быстрее всего было бы добраться по железной дороге, но поезда не ходили. Автомобили тоже оказались не очень функциональны: то и дело по непонятной причине глохли двигатели и отказывалось работать зажигание.

Где-то в районе Каркассона я потерял терпение:

— Все! Баста! Не мы на них едем, а они на нас! Жан, может, на своих двоих, а?

— Может, — вздохнул он.

Мы сбагрили машины в ближайшей деревне — обменяли на продукты. Дома из желтого камня, мальвы под слоем снега… Французская глубинка была очаровательна даже сейчас. Но теперь это очарование напоминало нездоровый румянец красавицы, больной туберкулезом.

Что они собираются делать с машинами? На детали, что ли, разобрать? Проехав половину Прованса и Лангедока, мы поняли, что дело не в том, что нам всучили старье. Автомобили были вполне ничего себе. Просто отказ техники стал глобальным явлением.

Мы шли по каменистой горной тропе, припорошенной снегом. Темно-серое небо, как в самые мрачные ноябрьские дни, зеленые деревья в снегу. Миновали два полуразрушенных катарских замка, спустились в лощину. Стало еще темнее. Скалы приближались друг к другу, беря нас в тиски.

— Уже скоро, — сказал Жан.

Не знаю, этой ли дорогой шел когда-то Марк. Похоже. Камни и горные кручи. Снежные вершины вдали. Тропа нырнула в узкое ущелье в зарослях колючего кустарника с красными листьями под снегом. Мы прошли в эту темную дыру.

— Стоять!

На скале справа от нас возник молодой человек в свитере и куртке, даже отдаленно не напоминающей военную форму. Правда, на ногах красовались солдатские ботинки, но, думаю, то была дань моде, а не воинскому уставу. Типичный партизан. По крайней мере партизаны представлялись мне именно так. Из зарослей на соседних скалах на нас смотрело еще несколько автоматных дул. Я насчитал семь. Это при моем отсутствии опыта. Нас было больше, но эффект внезапности работал на них.

— Кто вы такие? — осведомился первый автоматчик.

Жан поднял руку, призывая всех слушать.

— Жан Плантар и рыцари госпитальеры.

Вероятно, его следовало представить кому-то другому, но здесь было не до светского этикета.

Партизан хмыкнул.

— Мы еще посмотрим, какой вы Плантар! Сдавайте оружие.

— Набрали новую гвардию! — вздохнул Жан. — Ребята, подчиняйтесь. — Перевел взгляд на гвардейца: — Брат Франциск в лагере?

— Возможно.

— Проводите нас к нему.

— Если он захочет вас принять.

Жан кивнул.

Мы вышли в долину, окруженную скалами. Возле обрыва, на серой скале возвышался замок, который я сразу узнал. Монсальват, резиденция граалитов, заброшенная перед приходом Эммануила, но теперь, видимо, снова ожившая. По пологим холмам вокруг раскинулся лагерь «погибших», точнее, чаящих спасения. В свете последних событий термин «погибшие» казался неадекватным. Тысячи палаток, сотни костров, люди, снующие между ними. Почти городская толчея.