Люди одной крови - [30]

В 1946 году он прибыл для дальнейшего прохождения службы в Запорожье. Конечно, с женой и дочуркой. Родила Наталья Жорке таки дочку Олечку. Родила у бабушки в Самарканде, а уже через полгода вновь прибыла на фронт к мужу. Правда, оформили они брак только по окончании войны, но это уже формальности. Никто Полякова больше не попрекал фронтовой женой. Понимали – это серьёзно. А вот сеновала до конца войны у них больше не случилось. Зато в Запорожье дело за этим не стало – Наталья вскоре понесла.

А жили в жутких условиях – комнатушка девять метров в коммуналке. И не роптали. В разрушенном войной Запорожье с жильём было туго. Рабочая сила была брошена в основном на восстановление промышленности. Тут фронт работ был необъятный: и Днепрогэс, и Запорожсталь, и Днепроспецсталь, и титано-магниевый комбинат. Перечислять запорожские промышленные объекты можно очень долго. А жильё строили в основном пленные немцы. И не шибко торопились. Так что с этим было туговато. Но Поляковы жили, не тужили. Жили, как все в то время. Полковник с утра до ночи на службе. Наталья по хозяйству. Соседи попались дай бог каждому: женщины не скандальные, мужики работящие, не пьющие. Повезло. Олечка была общей любимицей. Была она девочкой, как по Жоркиному заказу: шустренькая, весёлая, хорошенькая. Наталья сама её одевала, и на улице многие оглядывались на кроху-модницу. Золотые руки были у Натальи.

Как-то вечером в октябре, уже в постели, Наталья спросила:

– А ты слышал? Говорят, нам нового секретаря обкома назначили?

– Да было что-то такое. Только не назначили. Официально считается – избрали. А тебя это каким боком колышет? И кто говорит?

– Кто говорит… На базаре бабы говорят. А у них сведения из первых рук. Это точно. И какая разница: избрали или назначили?

– Никакой. Так тебе-то что? Знакомиться пойдёшь?

– Я не пойду. А тебе бы не грех и сходить.

– Это ещё с какой радости? Знаешь армейский закон – держись подальше от начальства? Надо будет, оно само вызовет.

– Это, смотря какое начальство. Что ж ты не спрашиваешь, кто у нас новый секретарь?

Жорка хмыкнул.

– Ну и кто?

– Кто, кто. Угадай.

– Делать мне больше нечего. Давай спать, мне вставать рано.

Он лёг на бок, прикрыл глаза, а Наталья вроде спать не собиралась. Она повернулась к нему, пощекотала за ухом, прошептала:

– Ну спи, спи. А новый секретарь – Брежнев.

Полякова как пружиной подбросило. С губ сорвалось:

– Иди ты!

Наталья поджала губы.

– Товарищ полковник! Кто так с женой разговаривает? Вы настоящий полковник или урка?

Полковник уже лежал на спине. Задумчиво протянул:

– Интересно… интересно. Знаешь, я ведь его на фронте частенько вспоминал. А вот встретиться больше не пришлось. Даже ничего не слышал. Слава о нём, как говорится, по фронтам, вроде Жукова или Рокоссовского, не гремела. Каким он стал? Тогда, в сорок первом, когда мы отступали и брели по степи незнамо куда, он был в порядке. Небось, до генерала дослужился. Хотя какая ему разница? Генерал, не генерал. Секретарь обкома – это тебе повыше генерала будет. Интересно, помнит ли сорок первый?

– Ты не хитри сам с собой. Интересно, помнит ли он тебя? – сделала Наталья ударение на последнем слове.

Поляков вздохнул.

– Конечно, и это интересно. Пять лет прошло. Пять с гаком. Конечно, не пятнадцать. Зато, какие годы! Сколько всего: и событий, и людей. И сражений! Немудрено и забыть. Ладно: поживём – увидим.

– Э нет, мой милый. «Поживём – увидим» – не твоя формула. Полковник Поляков такие дела в долгий ящик, помнится, не откладывал. Полковник Поляков шёл и видел. Так что давай собирайся и завтра же на приём.

– Так прямо и завтра?

– Так прямо и завтра.

– И что я ему скажу?

– Тебе бы шашкой махать – это, пожалуйста. Это ты знаешь. А что сказать – не знаешь. «Здравствуйте» скажешь. А там видно будет. Как пойдёт.

– Ладно, – вздохнул Жорка. – Давай всё же спать. Утро вечера мудренее.

Но в эту ночь он долго не мог заснуть.

На входе в обком Поляков показал строгому милиционеру партийный билет и, миновав небольшой вестибюль, поднялся по широкой лестнице на второй этаж. В приёмной было много народа – сесть негде. «Неудачно, – подумал он. – Видимо, совещание будет. Не до меня ему сейчас». Он потоптался у входа, хотел спросить у секретаря, когда товарищ Брежнев освободится, но та опередила его. С приветливой улыбкой спросила:

– Вы на совещание, товарищ?

Поляков отрицательно покачал головой.

– Нет, я по личному. Секретарь изменилась в лице.

– По личным вопросам товарищ Брежнев сегодня не принимает. И вообще у нас приём по записи. Вы записаны?

Присутствующие заинтересовано переводили взгляды с Полякова на секретаря и обратно – разговор шёл на расстоянии. Поляков почувствовал себя неуютно. Но сдаваться не собирался. Он подошёл к столу.

– Простите, как вас зовут?

– А какое это имеет значение? – Она чувствовала себя хозяйкой.

Поляков наклонился к ней. Многозначительно посмотрел и тихо, почти шёпотом, сказал:

– Наверное, имеет. Так как мне вас называть?

Секретарь пожала плечами.

– Ну, допустим, Вера Сергеевна. Всё равно приёма нет. А Поляков продолжил тем же тоном заговорщика:

– Так вот, Вера Сергеевна. Вы перед совещанием доложите Леониду Ильичу, что здесь полковник Поляков. Так и доложите: Поляков. Больше вам говорить ничего не нужно. – И строго добавил: – Вам всё ясно?