Люди одного экипажа - [7]

На мостике стоял командир. Экипаж при свете встающего солнца видел на мостике его фигуру, возникшую из темноты почти так же, как возникли не видные до этого прибрежные скалы, сброшенные в море под действием давних подземных сил. Караван чаще стал изменять углы. «Декабрист» поворачивался так же тяжело и неохотно, как и шел. На верхних палубах густо стояли моряки в полном вооружении, и светлые пятна их лиц пунктирно прочертились над бортами. Это были отличные воины, их вдумчиво отобрали на кораблях и проводили для тяжелого труда. Они хорошо знали друг друга, и им было легко идти в сражение сплоченными воинским братством.

— Мы не должны дать в обиду таких хороших ребят, — сказал Дубонос Горигляду. — Фашисты, а они должны вот-вот появиться, конечно, набросятся на «Кита», на «Декабриста». Нельзя, чтобы пошел ко дну такой славный народ.

— А может, и не появится противник, — заметил Горигляд, всматриваясь в даль.

— Я знаю их повадки, лейтенант. Кстати, посмотрите влево, не кажется вам, что противник уже появился?

Вслед за этими спокойными словами командира над тральщиком взвился сигнал боевой тревоги. Черные точки приближались. Рваные облака, протекавшие по небу, на минуту скрывали эти точки, но, выходя из облаков, они, приближаясь, становились все крупнее и крупнее.

— Вот тогда в последний раз возле меня находился Милочкин, — сказал Дубонос.

Горигляда уже не было. На мостике стоял только командир, его власть и невозмутимое спокойствие сразу почувствовали все, ставшие на свои места по боевой тревоге.

Самолеты снижались для атаки со стороны солнца. Караван изменил курс, чтобы отразить врага в наилучшем положении. В то время как «Декабрист» круто повернулся навстречу «юнкерсам», сторожевые катера развернулись, чтобы принять удар на себя.

Дубонос опытным глазом заметил слаженность экипажа. Он чувствовал блестящую школу Булавина, отконвоировавшего не менее ста транспортов и выдержавшего почти столько же сражений с воздушным противником. Надо было быть достойным такого экипажа.

Самолеты перешли в атаку. Дубонос знал те критические десятки секунд нахождения на боевом курсе, которые так трудно выдержать под прицельным огнем. «Декабрист» шел, казалось, навстречу опасности, и по обеим сторонам его острого носа, так похожего на нос парусного брига, отслаивались зеленые, с прослойкой пены, волны. Старый корабль работал в полную силу своих машин. Скорость ему была бы сейчас очень нужна, чтобы спутать расчеты штурманов противника, но что он мог выжать из своих котлов? Старый, старый пароход! Сколько перевозил он на малом каботаже пассажиров, виноградного сока, джутовой пеньки, рыбы и мандаринов!

Рокот авиационных моторов сменился свистом. Навстречу свисту понеслись тонкие светлые линии, и свист сразу погас. Теперь были непрерывно слышны стук и гул своих орудий и пулеметные очереди, точно чьи-то нервные руки раздирали над морем огромные куски плотной парусины.

«Декабрист» тоже стрелял...

Дубонос отдавал команды. У пушек и пулеметов работали так же уверенно и спокойно, как внизу в моторных отсеках, как у румпеля. Выскакивали дымящиеся гильзы, поблескивали отполированные ребра казны, и у носового орудия мелькали треугольниками сгибы брезентовых рукавов номеров, подающих снаряды. Атака была принята огнем...

Потом море ответило грохотом: высоко взметнулись столбы, будто на пути кораблей вскипели подводные гейзеры. Дубонос услышал визг осколков, и, хотя он отвык от этого визга и непроизвольно захотелось пригнуться, он не пригнулся. Орудие выбросило последний стакан, подхваченный замковым. Светящаяся пыльца опускалась в море, и о борт ударили крупные волны. «Декабрист» шел измененным курсом. Бушприт торчал, как клюв какой-то гигантской старой птицы, не способной уже взлететь с поверхности моря. Тральщик шел опять мористее, катер Черепанова снова нырял впереди. С тральщика сигналили: «Поздравляю с успехом». На мостик пришел Горигляд, взволнованно радостный, с оцарапанным носом, по которому катились алые капельки крови.

— Сбили их с двух заходов! У нас потерь нет, товарищ командир! — кричал он, и этот странный крик был вполне понятен Дубоносу: лейтенанта оглушила стрельба.

— Приказано подобрать летчиков, товарищ командир! — продолжал сигнальщик.

— Два самолета сшибли! — снова кричал Горигляд. — Вот только неясно кто? Наши расчеты уверяют, что они...

На воде плавал только один человек. Резиновый пояс, окружавший туловище вражеского летчика, очевидно, мешал ему и не давал возможности работать руками. Когда катер подошел ближе, стало заметнее испуганное лицо летчика, слипшиеся волосы, бледный лоб. Ему не спеша бросили конец. Боцман, руководивший операцией по спасению, не торопился. Краснофлотцы, схватившись за поручни, что-то кричали летчику и сучили кулаками.

Летчик быстрее заработал руками, замелькали его ладони. Ухватившись за канат, он притянул его ближе к груди. Краснофлотцы, подтащив его метра на два от борта, перенесли канат к корме. Он раскрыл рот, блеснули зубы, он что-то закричал, но вот голова его окунулась в гривастую струю; выпрыгнув почти наполовину из воды, он закричал и снова исчез.