Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима - [36]
Мучительно изживая в себе эту нравственную раздвоенность, Сенека далее клеймит всех, кто «восхищается лишним», цитируя при этом Вергилия:
«От этого не станет лучше ни хозяин, ни мул. Марк Катон, цензор… ездил на мерине, да еще вьючил его мешками вперемет, чтобы возить с собой пожитки. Как бы я хотел, чтобы он повстречал по дороге кого-нибудь из наших щеголей, что гонят перед собой скороходов, нумидийцев и столб пыли! …До чего славный был век, когда справивший триумф полководец, бывший цензор, более того — Катон довольствовался одной лошаденкой, да и ту делил с вьюками, свисавшими по обе стороны. И разве ты не предпочел бы всем раскормленным иноходцам, всем рысакам и скакунам одну эту лошадь, которой стер спину сам Катон?» (Там же, LXXVII, 2—10).
Письма Сенеки позволяют не только представить себе нравы современного ему общества, но до некоторой степени и характер самого автора. Ту же двойственность, известную непоследовательность, несовпадение во многом принципов и жизненной практики можно найти у него и тогда, когда мы встречаем его путешествующим не в простой повозке, а в роскошных носилках.
Носилки, паланкины, которыми в Греции вплоть до эпохи эллинизма пользовались мало, получили в Риме самое широкое распространение, особенно при империи. В них передвигались и в городе, и за его пределами, как мужчины, так и женщины. Носилки были двух видов. Один из них — лектика, носилки в форме ложа на четырех низких ножках, позволявшие путешествовать лежа. Другой вид — «селла гестаториа», своего рода переносное кресло. Носилки, изготовленные из дерева и плетеных ивовых прутьев, были сверху покрыты балдахином, изнутри устланы подушками, по бокам огорожены занавесками, заслонявшими сидевшего в паланкине от взоров зевак. Со временем появились слюдяные окошечки, через которые можно было смотреть по сторонам. Наряду со скромными, ничем не украшенными носилками на городских улицах все чаще встречались богатые, искусно сделанные паланкины, инкрустированные бронзой или серебром.
Несли эти паланкины семь или восемь человек (отсюда названия: «гектафорон» или «октофорон»). Функцию эту исполняли рабы — лектикарии, выделявшиеся особой одеждой, указывавшей на их занятие: нечто вроде позднейшей ливреи (короткий, но теплый дорожный плащ — пенула).
Пользоваться носилками имели право не все, и привилегия эта то охватывала лишь узкий круг высокопоставленных лиц, то вновь становилась достоянием многих. До эпохи правления Цезаря они были средством передвижения исключительно для жен сенаторов или вообще пожилых женщин. Цезарь распространил привилегию на всех замужних римлянок старше сорока лет. В дальнейшем пользование паланкинами превратилось не только в предмет моды и людского тщеславия, но и в серьезную проблему для густонаселенных городов: чтобы как-то упорядочить уличное движение, императоры вынуждены были запрещать в определенные часы пользоваться теми или иными средствами передвижения. Так, уже Цезарь должен был установить новый муниципальный закон, согласно которому любой колесный транспорт мог появляться на улицах города лишь по прошествии десяти часов от восхода солнца. Запрет не распространялся только на те повозки, на которых либо доставляли строительные материалы для общественных работ, либо вывозили мусор с мест, где сносили старые дома. Подводы, прибывшие в город до восхода солнца, должны были после разгрузки отправляться назад.
Заботясь о поддержании порядка на городских улицах, а также о сохранении в хорошем состоянии мостовых и о том, чтобы предотвратить падение неустойчивых, плохо построенных доходных домов, императоры вводили все новые ограничения для движения колесного транспорта. Адриан издал эдикт, запрещавший сильно перегруженным повозкам въезжать в города. Однако жизнь заставила его отступить от этого строгого предписания, ибо бурный рост монументального строительства в столице империи требовал ввоза в Рим именно «тяжелых» строительных материалов, в том числе каменных блоков огромного веса.
