Люди нашего берега - [8]
Подойдя к приятелю, он внимательно смотрит в окно.
— Вот какое теперь окно у тебя! Все море видать! Можно отсюда зверя высматривать, не надо и на сопку подниматься. Увидел зверя — сразу в соседнюю комнату стучи: «Выходи, Унпэнэр, на охоту».
Старики смеются, весело подмигивая друг другу. Всеволод Ильич садится за столик Йорэлё, перебирает новенькие учебники для пятого класса, рассматривает висящую над столиком цветную фотографию — журнальную вкладку, на которой изображено одно из высотных зданий Москвы.
— А ты знаешь, — говорит Гэмалькот, — я к этому окошку, что в яранге было, привык. Маленькое совсем, по сравнению с этим — дырка от шила. Да еще в потолке. Что в него увидишь? Только если птица пролетит. А все-таки привык, даже жалко было отдавать.
— Кому ж ты его отдал?
— Атыку подарил. Он пришел, просит ему окошко продать. «Хочу, — говорит, — в своей яранге поставить. Вам оно, — говорит, — все равно не нужно, вы скоро в дом перейдете». Ну, я ему так дал, подарил. Сосед все-таки, товарищ. Теперь то окошко у него в яранге вставлено. Мои ребята ему и вставлять помогали. Как думаешь, Севалот, скоро все чукчи в домах будут жить?
— Очень скоро, — уверенно отвечает учитель.
— С настоящими окнами? Знаешь, Севалот, окно — это для человека очень важная вещь. Ты думаешь, что знаешь про это, а на самом деле все-таки не совсем знаешь, потому что сам никогда без окна не жил. По-чукотски свет называется «кэргыкэр». А окно по-чукотски — «кэргычын». Как это по-русски сказать? Светлота? Нет? Ну, словом, ты понимаешь… Вот что такое для чукчи — окно!
Выйдя в тот вечер от Гэмалькота, Всеволод Ильич медленно зашагал по направлению к школе. Улица селения была уже совсем пуста и тиха. Всеволод Ильич спустился с дороги и подошел к самому морю, вслушиваясь в негромкий, неумолчный плеск воды. Темное и холодное расстилалось перед ним Чукотское море.
Прежде чем пойти домой, он оглянулся назад. Там светилось окно нового дома Гэмалькота. Свет этот отразился улыбкой на лице учителя.
— Кэргычын! — произнес он тихонько. — Светлота!
Люди с того берега
— Ого! — смеется младший сержант Сергеев. — Ого!
Волна обрушилась у самых ног, обмыла сапоги, обдала лицо холодными брызгами. И — будто ее вовсе не было — сразу же убежала в море, нырнула под другие волны, спряталась: «Не догнать меня, пограничник, не догнать, не найти!» Сергеев вытирает лицо платком и продолжает свой привычный путь. Не заигрывай, волна, не на такого напала.
Темно-зеленые валы непрерывно накатываются на песчаный берег. Один за другим, один за другим. С однообразным грохотом перекатывают они гальку по плотному песку. Над ними с жалобным криком летают белые чайки — то опускаются низко-низко, то вдруг стремительно взмывают, будто боятся, что захлестнет волной. Только какие-то маленькие птички отважно сидят на самых гребнях валов, подергивая тонкими шейками. Как зовут этих маленьких храбрецов? Чукчи называют их «пекычын».
По капюшону плащ-палатки начинает стучать дождь. Сергеев поднимается на бугор, внимательно всматривается в неспокойное море. Все оно — куда только достает глаз — белеет барашками.
Судя по всему, к ночи разыграется настоящая буря. Да и сейчас уже в море небезопасно. Все колхозные вельботы давно возвратились. Не вернулся только Унпэнэр со своей молодежной бригадой. Впрочем, Унпэнэр никогда не возвращается, пока не перевыполнит план добычи морского зверя.
Уже второй год служит здесь Сергеев, у него много друзей среди чукчей. Особенно — среди молодых зверобоев. В свободное время он и сам не раз отправлялся с ними на охоту.
Он успел познакомиться с суровым нравом Берингова моря. Немало моряков поглотили эти северные воды. Правда, период осенних штормов еще не начинался, но и летом бывают здесь порядочные бури.
Вон как разбушевалось море! Ветер дует с востока, от берегов Аляски… Нет, пора бы уж, пожалуй, и Унпэнэру возвратиться. Теперь, даже если вельбот молодежной бригады будет наполнен зверем до краев, — все равно, за неосторожность бригадиру крепко достанется от стариков.
Сергеев оглядывает берег. В селении кое-где уже зажглись огни: в школе, где живет молодой учитель Эйнес, в правлении колхоза, в нескольких домах колхозников. Невдалеке вспыхнули еще три огонька: это окна погранзаставы.
На Чукотском побережье июльские ночи коротки и светлы. Не успеет по-настоящему стемнеть, как — глядишь — уже светает. Но сегодня тучи закрыли небо, свет отступает раньше обычного. Потому-то в домах уже зажигают огни. А на дворе все равно хорошо видно. Будто не вечер, а только ранние сумерки.
Кто-то идет со стороны селения. Еще издали Сергеев узнает старого охотника Атыка. После обеда — с тех пор, как поднялась волна — старик чуть не каждый час выходит поглядеть на море.
— Не видать еще? — спрашивает Атык.
— Пока не видать. Да вы не тревожьтесь, папаша. Выберутся. Ребята молодые, сильные.
— То-то и плохо, что слишком молодые. Ума мало, ученья мало. Одно только глупое удальство в голове.
— Только ли? На одном удальстве, без уменья, хорошим охотником не станешь. А Унпэнэр по всему побережью славится.
— Мало ли что…
