Люди - народ интересный - [3]

Взрослые гости, в отличие от наших, собирались вместе самые разные, типичная смесь! Например, присутствие братьев Шалагиновых вообще выглядело «анахронизмом». Дело в том, что сестра Анны Федоровны, тоже видная женщина с редким именем- Павла, была раньше замужем за одним из этих братьев, небольшого роста усатым человечком, приказчиком из мануфактурного магазина. Затем она его оставила и вышла замуж за военного, краскома Баранова, но к Мите, Дмитрию Петровичу, и она и Захаровы продолжали хорошо относиться, даже помогали ему материально, когда магазин закрылся. Когда же Барановы уехали из Котельнича, а Захаров умер, Митя спустился еще на ступеньку: стал банщиком в городской банек, принимал пятачки на чай, бегал за пивом для посетителей, но усы отрастил длиннее прежних

Для развлечения гостей у Захаровых часто заводили граммофон, который я не любил за его зычный голос; эта нелюбовь распространялась и на Шаляпина, пластинки которого я доныне слушаю с некоторой опаской. Но вот пластинка с «Записками сумасшедшего» производила на меня сильнейшее впечатление: в конце года, когда Поприщин произносил слова: Матушка, спаси твоего бедного сына!»- мороз продирал по коже и мне хотелось рыдать от сочувствия к этому глубоко несчастному человеку. Но одновременно я испытывал гнев. Я негодовал не столько на тех, кто мучил и не понимал Поприщина, сколько на тех, кто слушали эту пластинку: и хозяева и гости покатывались от хохота… Я боялся взглянуть на своих родителей- неужели и они смеялись над Поприщиным? Папа- наверняка нет, он без комка в горле не мог читать вслух даже такие рассказы Чехова, как «Белолобый» или конец «Каштанки»: непременно находились строки, которые его волновали или трогали; позже я не раз видел, как папа плакал, перечитывая «Архиерея», особенно его последние строки. Мама же, как и я боялась, не любила граммофона, -если она тут и смеялась. То деланно, потому что все смеялись. Потом я часто ловил себя на окаянной мысли: неужели большинство людей не ощущает трагическое сквозь внешне нелепое и смешное? Зачем тогда творит Чаплин? Зачем он поставил «Огни большого города», где прозревшая слепая девушка, такая прелестная, добрая, смеётся над его страдальческой гримасой? Для кого и для чего в таком случае существует искусство?

Обиднее всего для меня было то, что смеялся и любил слушать эту пластинку сам хозяин- Фёдор Мартинианович Захаров. Мне он очень нравился, я был влюблён в его быструю походку, в его манеру вертеть в руке трость и пожимать на ходу плечом: еще восьмилетним я старался ему в этом подражать. С интересом и, я бы сказал, с сочувствием, слышал я о его романтических увлечениях: например, как он выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы не скомпроментировать даму, и не то сломал, не то вывихнул ногу. Все это немало пленяло мое мальчишеское воображение, тем более, что я не симпатизировал его жене; я не любил, когда они приходили к нам в гости вдвоем и она своей болтовней безапеляционной, хвастливой, мешала увлекательным мужским разговорам. Правда Фёдор Мартинианович её иногда обрывал, решительно, но не грубо, лишь учащенно подергивая плечом: «Анюта, перестань!»- и она на какое-то время замолкала или принималась говорить только с мамой. Зато я очень любил, когда Федор Мартинианович, работая в одном учреждении с папой, заходил к нам днем выпить чаю и все обсудить. Помню, как они с папой смеялись прозвищам, которые дал в своей речи Ленин чинушам и нэпманам: «совбюры» и «совбуржуи».В первые пореволюционные годы Захаровы продолжали принимать гостей, хотя и не так пышно. Бывал среди гостей и военком Винтерштейн, говоривший с иностранным акцентом. Это он Первого мая устроил эффектный военный парад на Верхней площади: воинские части, квартировавшие в городе, в основном, артиллерия на конных упряжках, несколько раз объезжали вокруг квартала и вновь и вновь появлялись перед трибуной на площади! Уже потом я узнал о Винтерштейне подробнее. Австрийский офицер, взятый в плен в первую мировую войну, он стал коммунистом,воевал на Урале, женился, как и Захаров, на красивой богатой женщине (что ему ставили иногда в вину). В Котельниче был военкомом в 1918-1922 годах, затем опять служил на Урале и умер где-то от туберкулёза ненадолго пережив Захарова. Он хорошо относился к их семье, что особенно помогло им в самый первый год после смерти Фёдора Мартиниановича. Кстати, гроб с телом Захарова стоял в большом зале, где жили Винтерштейны; многие ли предоставят свое жилье для чужих похорон?

Бывал у Захаровых землемер Гриневский, альбинос с вращающимися глазами: покрутятся глаза в одну сторону, заем раскручиваются в другую. Мне было очень жаль его миловидную жену, принужденную терпеть такого мужа. Потом оказалось, что он родной брат писателя Грина, о котором присутствовавшие тогда, считая меня и папу, почти ничего не знали, слышали только, что у Гриневского есть где-то брат, помещает в журналах рассказы. Это уж через много лет мне стало интересно, что думал о Грине его брат: уважал, завидовал или считал прощелыгой (бежал из дому, невесть где шатался, ссылали за что-то в Сибирь), но было поздно, не спросишь…