Люди на корточках - [60]

Странник аккуратно поставил кровать на пол —тело Бутуса завалилось на сетку, ломая длинные руки. Странник понял, что помех больше не будет, и обрадовался от догадки. “Они совсем слабы”, —мысленно сказал он той силе, что направляла его, но ответа не услышал.

Нужный дом странник нашел без труда, вошел в подъезд, поднялся по ступенькам и, не сделав никакой паузы, ударом ладони вышиб первую дверь. Он рассудил, что обойти квартиры будет проще, чем снова затевать расспросы, чреватые сюрпризами.

Квартира была пуста. Странник обошел комнаты, методично открывая шкафы и выдергивая ящики. Ни с чем вернулся на лестничную площадку и вышиб следующую дверь. Навстречу ему шарахнулась женщина, заголосила, вытягивая руки. Он отбросил ее, оборвав крик, и занялся делом. Где-то наверху залаяла собака.

Странник шел из квартиры в квартиру, громя замки и сея панический ужас. Женские вопли, собачий лай, треск выворачиваемых косяков привлекли внимание всей округи, и вокруг дома постепенно собралась встревоженная толпа. Предполагали разное, но уничто

жить никто не решился. Смельчаки побежали звонить в милицию. В ожидании властей тихо переговаривались, вспоминая вчерашнюю стрельбу и позавчерашнюю, и стрельбу в далекой Москве —припомнили даже стрельбу в фильме “Терминатор” —и с особенной неприязнью. Сошлись на том, что милиция, конечно, опоздает.

Из дома никто не выходил, кроме невзрачного человека в песочном пальто, но загадки происходящего он не прояснял, потому что, выйдя из одного подъезда, тут же скрывался в следующем.

В кузове военного грузовика было темно, тесно и тряско. Рядовой первого года службы Снегирев, стиснутый с обеих сторон жаркими локтями и коленями товарищей, до боли сжимал в мокрых ладонях автомат, с тоской смотрел на дребезжащий позади грузовика пейзаж и тихо млел. Это была его первая в жизни боевая тревога, и оттого сама жизнь представлялась ему сейчас неопределенным клочком

тумана, зато смерть свою он видел необыкновенно отчетливо.

Задница немилосердно билась о деревянную скамью, жесткий воротник тер тощую шею, сердце закатывалось, а тут еще сосед, младший сержант Волобуев, жал и жал его нарочито костистым коленом, крича прямо в ухо:

—Что, Снегирь, дрейфишь?! Дрожишь за свой ливер? Это ты зря! Солдат в бою должен проявлять храбрость, инициативу и находчивость! А дрейфить, Снегирь, не положено, иначе — труба!

Солдаты охотно ржали —дрейфили помаленьку все —а юмор в таких случаях первое дело. Снегирев часто моргал и малодушно кривил рот, что веселило взвод еще больше. Волобуев незаметно подмигивал в сторону и орал еще громче, с самой серьезной миной:

—А все оттого, снегирь, что думаешь ты не о службе, а о дембеле, что несвоевременно. Вот, например, о чем ты думал, когда взвод изучал устав гарнизонной и караульной службы? Молчишь? А ты оттого молчишь, что думал ты не об уставе, а о бабах! А солдат не должен думать о бабах, потому что от этого страдает дисциплина. А что такое у нас воинская дисциплина?

Снегирев посмотрел на товарища так жалобно, что солдаты грохнули от смеха. Волобуев же, напуская важности, рассуждал:

—Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных законами и воинскими уставами. Воинская дисциплина обеспечивает постоянную высокую боеготовность и способствует достижению успеха в бою! Вот что такое, Снегирь, дисциплина, мать ее ...!

Снегирев был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть устремленных на него веселых взглядов и не слышать свежего молодого смеха, несущегося из разинутых

зубастых ртов, он даже согласен уже был пасть в бою, но только пасть сразу и навылет, чтобы не мучиться и не жалеть о куцей нерасцветшей жизни.

А Волобуев дышал ему в ухо:

— Боеготовность! Какая, например, у тебя теперь, Снегирь, боеготовность, если ты автомат АКМ жмешь, как маслобойку. А ведь модернизированный автомат Калашникова является индивидуальным оружием и предназначен для уничтожения живой силы противника —его надо нянчить и, например, держать нежно, как девушку...

И Волобуев под громовой хохот продемонстрировал, как следует держать автомат, изобразив руками нечто аргентинское, а физиономию скроив при этом такую умильную, что Снегирев, взглянув, от тоски едва не заплакал.

Автомобиль вдруг затормозил. Сидевшие у заднего борта с любопытством высунулись наружу.

—Чего там? А? Чего? —засуетился Волобуев и враскоряку пробился к заднему борту, забыв о Снегиреве.

— Лейтенант чего-то с ментами базарит, — лениво сказал кто-то.

— А живая сила противника? — деловито поинтересовался Волобуев.

— Противника? — повторил ленивый голос. — Вон тебе, Вол, противник — бабы какие-то...

— Бабы, — веско сказал младший сержант, — это Снегиреву противник...

Раздался смех. Снегирев опустил голову.

—Выходи из машины! —с остервенением гаркнул подошедший лейтенант. Он был мрачен и зол. “Нашли группу захвата! —думал он, презрительно-нежно разглядывая ухмыляющихся своих бойцов. —Девок за сиськи хватать —вот тут они мастера! Об чем наверху думают —хрен знает! Общевойсковики им должны бандитов ловить... Жопы с ушами, тьфу!”