Люди легенд. Выпуск 1 - [17]

Партизан то и дело обгоняли подводы с немцами. Многие фашисты плохо переносили мороз и укутались по самые глаза в одеяла. Некоторые время от времени соскакивали на дорогу и, чтобы согреться, вприпрыжку бежали рядом, скрипя сапогами на уезженном снегу. И сзади и спереди раздавалась немецкая речь, вспыхивали огоньки сигарет, всхрапывали, дышали дымным паром кони…

Палец на спуске пулемета закоченел, но Жора не замечал этого. В любую минуту мог раздаться страшный, столько раз уже слышанный оклик: «Рус, партизан! Хальт!». И тогда… Тогда останется одно — драться до последнего.

Хорошо еще, что в немецком батальоне (как выяснилось позже, по большаку двигался именно батальон) были и местные украинские дядьки, насильно мобилизованные в окрестных селах вместе с санями. Может быть, поэтому, а может, и потому, что гитлеровцы совсем закоченели в своих кургузых, подбитых ветром шинелишках, одинокие сани, стоявшие на обочине, не привлекли ничьего внимания.

«Да когда же он кончится, этот чертов обоз?! — стиснув зубы, думал Жора. — Вся гитлеровская армия сюда двинулась, что ли?!»

Наконец мимо партизан проехала последняя подвода. Шум колонны начал удаляться и вскоре затих.

— А ну, давай, разворачивайся! — хриплым шепотом скомандовал Жора. — Да будьте наготове: может, кто из них отстал!

Он не ошибся: и десяти минут не прошло, как впереди послышался конский топот и скрип полозьев.

Партизаны снова съехали на обочину. Присмотрелись: впереди замаячило расплывчатое темное пятно. Приближаясь, оно делалось все темнее и вскоре превратилось в сани, запряженные парой лошадей.

Как только встречные поравнялись с разведчиками, Жора схватил ближнюю лошадь за повод и сильно рванул на себя. Два немца, сидевшие в санях, по самые маковки закутанные в одеяла, не успели и двинуться, как им (не без помощи дядьки–ездового) заткнули рты и скрутили руки.

— Вот так! — удовлетворенно сказал Жора, отирая вспотевший лоб. — И ездить далеко не пришлось, и задание выполнили!.. А теперь жмем!..

Но, пожалуй, самую громкую славу Жора Артозеев стяжал себе в бою на «фашистском проспекте»…

Случилось это в тех же Елинских лесах в феврале сорок второго. Жора только что вернулся из дальней разведки и, завалившись в землянке на нары, спал богатырским сном. Связной штаба, услышав его могучее дыхание, от которого парусом раздувалась смоляная борода, приготовился к сложной операции побудки. Но, к его удивлению, едва он притронулся к Жориному плечу — тот мигом сел на нарах и, поставив пулемет, с которым спал в обнимку, прикладом на колено, спросил бодрым, без всяких признаков сна голосом :

— Ну? Что там стряслось?

— Фашисты прорываются по просеке! — одним духом выпалил связной. — Давай на заставу!..

Артозеев неторопливо толкнул в бок своего друга Ивана Кудинова, который числился у него вторым номером пулемета.

— Бери, Ваня, побольше дисков! — сказал он. — Сейчас мы посолим Гитлеру плешь!

На просеке, рассекавшей лес надвое, творилось нечто невообразимое. Подразделение врага (человек сто пятьдесят на шестидесяти санях) пыталось прорваться через лес на подмогу своему гарнизону, осажденному партизанами в одном из сел. Встреченные огнем партизанской заставы, гитлеровцы остановились, начали развертываться. Рвались мины и гранаты. Бились, путая постромки, раненые кони…

Когда Артозеев и Кудинов прибежали к месту боя, гитлеровцы уже успели прийти в себя и сообразить, что против них действует крохотная группа в полтора десятка человек. Может быть, им было известно, что главные партизанские силы дерутся в селе и что подкрепление подойдет не скоро.

Хорошо еще, что глубокий снег мешал гитлеровцам маневрировать, иначе горстке партизан пришлось бы совсем туго. Но и так силы были слишком неравны. Уже по меньшей мере десять тяжелых и легких пулеметов врага протянули шнуры трассирующих пуль к партизанским позициям. В бой вступили и вражеские минометы. А у партизан боеприпасы были на исходе.

Держаться, ждать подкрепления становилось невозможным. Вот в этот‑то критический момент из‑под ветвей густой ели, росшей на самом краю просеки, раздалась короткая очередь Жориного «дегтяря», но ее оказалось достаточно, что бы тяжелый гитлеровский «станкач», особенно досаждавший партизанам, тут же замолк. Еще одна очередь — и прислуга еще одного пулемета уткнулась в глубокий снег.

Гитлеровцев охватила паника. Их пулеметчики, спасаясь от губительных очередей, которые разили без промаха, пятились и начали менять позиции. Вражеские солдаты не выдерживали, вскакивали, пытались бежать, но тут же падали, пятная кровью искрящийся снег.

Под прикрытием Жориного огня партизаны начали отходить к лагерю. А Жора, закопавшись по самую шею в снег, чтобы не был приметен его черный меховой бушлат, бил и бил по врагу из своего «дегтяря».

Но вот у Жоры осталось мало патронов. Снег вокруг ели, под которой он лежал, почернел от разрывов и от хвои и веток, сбитых пулями и осколками. Весь свой огонь гитлеровцы сосредоточили на отважном пулеметчике, который сидел у них, как кость поперек горла.

Надо было менять позицию…

— Давай, Ваня, жми за новыми дисками! — скомандовал Жора Кудинову. — Давай, говорю! Приказываю тебе! Ну!.. Я прикрою!