Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - [57]

Шрифт
Интервал

Замороченный «придурок» хватает свой чемодан и несётся в темноту указанных переулков, в которых и днём-то заблудиться ничего не стоит. Он мечется среди милицейских будок, бесчисленных иностранных посольств, которых в этом районе пруд пруди, и посольские постовые провожают его подозрительными взглядами: а вдруг у него в чемодане бомба?

Кстати, был у нас однажды такой случай. Произошёл он после взрыва в метро, устроенного Эскузьянцем. Мы уже закрывали магазин, как вдруг в двери ввалились двое милиционеров, один в штатском, а с ними двое задержанных с большим мешком. Милиционеры заставили задержанных предъявить содержание мешка, а нас попросили посмотреть, действительно ли это книги на иностранных языках. Дело в том, что эти двое с большим мешком показались им подозрительными и они их задержали. Однако задержанные уверяли, что они всего-навсего несут иностранные книги и что им сказали, будто на этой улице есть такой магазин, где их принимают. В мешке действительно были книги, и только иностранные, но милиционеры на всякий случай их обыскали (в первый раз я видела, как это делается профессионально). Ничего у этих бедолаг не нашли и посему отпустили с миром. Помню, я ещё очень злилась из-за того, что пришлось задержаться – ведь это была суббота, а эти двое – были как раз те самые «субботние придурки», от которых, как мне казалось, на сегодня меня Бог миловал.

Ну, стало быть, мечется наш «придурок» по тёмным переулкам и не замечает ничьих пронзительных взглядов, а упрямо прокладывает свой путь к земле обетованной, – то бишь, к нашему магазину.

А в магазине сижу я. За всю долгую неделю и особенно за эту всегда тяжёлую, дурную, крикливую субботу я безмерно устала. Единственное моё стремление – поскорее отпустить последнего «продавателя» с его парой «пóкетов», погасить в товароведке свет и смыться на кухню. Уже половина седьмого, значит, скоро можно будет закрыть нашу лавочку. И единственный мой страх – как бы не появился «придурок» с чемоданом.

Но в ту самую минуту, когда я ставлю последнюю закорючку своей подписи на последней квитанции последнего «продавателя», он – мой «субботний придурок» – возникает в проёме между двумя колоннами со своим идиотским чемоданом. Я узнаю его приближение по стуку входной двери, по биению собственного сердца, по пустоте и звону в голове, где вертится одна мысль: «Ну, всё!».

Помню, в начале своей товароведческой карьеры я в этом случае приходила в бешенство, в исступление, мне хотелось взять его проклятый чемодан и… и вы сами догадываетесь, что мне хотелось с ним сделать. Но со временем я стала воспринимать «субботнего придурка», как судьбу, как кару божью. Я просто знала, что он не придёт ни в понедельник, ни в пятницу, но в субботу вечером мне уж без него не обойтись.

И поскольку его визит был практически неизбежен, я с годами научилась отфутболивать «придурка» вместе с его барахлом почти безболезненно. Делалось это очень просто.

Всё происходило приблизительно так. «Придурок» взгромождал свой чемодан на наш прилавок и спрашивал с надеждой, стараясь поймать мой взгляд, упёртый в потолок, куда я мысленно посылала ему проклятья:

– Можно показать?

– Выкладывайте, – мрачно отвечала я.

Этот диалог всегда приводил в восторг Галку «Сыр», так как из него нельзя понять, что именно он предлагает мне показать, и что именно я предлагаю ему выкладывать. Можно только догадываться – в меру своей испорченности, разумеется.

После этих ритуальных слов «придурок» начинал возиться с замками своего чемодана. Их почти всегда почему-то заедало в этот момент, и я с тайным злорадством наблюдала, как «придурок» пыхтит над дурацкими замками своего дурацкого чемодана, сильно надеясь, что он провозится ровно до семи часов. Навозившись без толку, «придурок» обычно просил дать ему «ножнички или что-нибудь такое». Я невозмутимо приносила ему из кухни тупой нож, хлебнув по дороге чаю. Мне-то некуда было торопиться.

Возвратившись, я обнаруживала, что «придурок» уже раскрыл чемодан и ждёт, чтобы показать его содержимое. Вот тут мне необходимо было внимательно следить за своим лицом и руками. Моё лицо должно было выражать неподдельный профессиональный интерес, а руками я старалась ни до чего не дотрагиваться. Этим достигался тот эффект, что я не колупалась в грязных книжках, которые доставал из чемодана и показывал сам «придурок». И в то же время он не мог упрекнуть меня в том, что я не интересуюсь его товаром. Время от времени я покачивала головой и выговаривала какие-нибудь междометия, и только пару раз протягивала руку за теми книжками, которые мне казались подходящими.

Когда же, наконец, «придурок» опустошал свой чемодан, я делала огорчённую мину и произносила следующую формулу:

– Очень жаль, но нам это сейчас не подойдет.

Тут «придурок» начинал негодовать или впадать в панику – смотря по темпераменту. Я давала ему возможность поблажить немного, а потом произносила вторую часть формулы:

– Если хотите, могу взять вот эти две книги. – И показывала на те две книжки, на которые уже наложила лапу.

– Как же так? – обескуражено спрашивал «придурок». – А с этими мне что делать? Обратно везти? Ну, возьмите ещё что-нибудь! Я с этим чемоданом целый день таскаюсь, у меня просто сил нет!


Рекомендуем почитать
Федерико Феллини

Крупнейший кинорежиссер XX века, яркий представитель итальянского неореализма и его могильщик, Федерико Феллини (1920–1993) на протяжении более чем двадцати лет давал интервью своему другу журналисту Костанцо Костантини. Из этих откровенных бесед выстроилась богатая событиями житейская и творческая биография создателя таких шедевров мирового кино, как «Ночи Кабирии», «Сладкая жизнь», «Восемь с половиной», «Джульетта и духи», «Амаркорд», «Репетиция оркестра», «Город женщин» и др. Кроме того, в беседах этих — за маской парадоксалиста, фантазера, враля, раблезианца, каковым слыл или хотел слыть Феллини, — обнаруживается умнейший человек, остроумный и трезвый наблюдатель жизни, философ, ярый противник «культуры наркотиков» и ее знаменитых апологетов-совратителей, чему он противопоставляет «культуру жизни».


Услуги историка. Из подслушанного и подсмотренного

Григорий Крошин — первый парламентский корреспондент журнала «Крокодил», лауреат литературных премий, автор 10-ти книг сатиры и публицистики, сценариев для киножурнала «Фитиль», радио и ТВ, пьес для эстрады. С августа 1991-го — парламентский обозреватель журналов «Столица» и «Итоги», Радио «Свобода», немецких и американских СМИ. Новую книгу известного журналиста и литератора-сатирика составили его иронические рассказы-мемуары, записки из парламента — о себе и о людях, с которыми свела его журналистская судьба — то забавные, то печальные. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Гавел

Книга о Вацлаве Гавеле принадлежит перу Михаэла Жантовского, несколько лет работавшего пресс-секретарем президента Чехии. Однако это не просто воспоминания о знаменитом человеке – Жантовский пишет о жизни Гавела, о его философских взглядах, литературном творчестве и душевных метаниях, о том, как он боролся и как одерживал победы или поражения. Автору удалось создать впечатляющий психологический портрет человека, во многом определявшего судьбу не только Чешской Республики, но и Европы на протяжении многих лет. Книга «Гавел» переведена на множество языков, теперь с ней может познакомиться и российский читатель. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Князь Шаховской: Путь русского либерала

Имя князя Дмитрия Ивановича Шаховского (1861–1939) было широко известно в общественных кругах России рубежа XIX–XX веков. Потомок Рюриковичей, сын боевого гвардейского генерала, внук декабриста, он являлся видным деятелем земского самоуправления, одним из создателей и лидером кадетской партии, депутатом и секретарем Первой Государственной думы, министром Временного правительства, а в годы гражданской войны — активным участником борьбы с большевиками. Д. И. Шаховской — духовный вдохновитель Братства «Приютино», в которое входили замечательные представители русской либеральной интеллигенции — В. И. Вернадский, Ф.


Прасковья Ангелина

Паша Ангелина — первая в стране женщина, овладевшая искусством вождения трактора. Образ человека нового коммунистического облика тепло и точно нарисован в книге Аркадия Славутского. Написанная простым, ясным языком, без вычурности, она воссоздает подлинную правду о горестях, бедах, подвигах, исканиях, думах и радостях Паши Ангелиной.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.