Люди и волки (Черная пустошь - 2) - [17]

Площадь тонет в радостных выкриках, как океан во время шторма. Свет прожекторов на время гаснет и в потемневшее небо взлетают огненные хризантемы фейерверка. Праздник начинается россыпью ослепительных искр в вышине. Начинается пир…

Вспышки бенгальских огней над Башней отражаются в глазах волка с полоской белой шерсти на левом плече. Красные россыпи чужих огней в небе над лесами гаснут в желтых глазах, с застывшей болью внутри глядящих на непрошеных гостей, вторгшихся в его земли. В глазах сейра можно прочитать неукротимое желание отомстить, скрытое завесой безграничного нечеловеческого терпения. Эти глаза как будто говорят: «Ещё ничего не кончено»…

* * *

…Я смотрел, как над Башней, безжалостно проткнувшей черное небо, расцветают невиданные прежде никем из моего народа сейров огненные цветы. Я смотрел на горящих в небе призрачных птиц с каким-то непонятным мне чувством. Это чувство нельзя было назвать болью – я уже смирился с тем, что люди отхватили от наших лесов достаточно большой для них кусок, запутав ни в чём не повинные деревья железной паутиной, несущей смерть. Это не было яростью – я был абсолютно спокоен. Это можно было назвать смесью моей не успевшей состариться жажды мщения с интересом к происходящему в небе.

Я догадывался, что люди радуются тому, что кольцо «паутины» наконец-то замкнулось. Я понимал ту степень восторга охватившее чужаков, когда они почувствовали себя в безопасности. Ещё бы – теперь мы бессильны прорваться к их жилищам из дерева, мы бессильны причинить вред их животным, мы даже не можем повторить нашу попытку разорвать нити «паутины» с помощью умерших деревьев, мы можем только ждать.

Я говорю «мы» потому, что я вернулся к своему племени. Алг, мой собрат, снова передал мне власть над стаей. Я вернулся из длительного путешествия по землям северных племен и я привел с собой девяносто шесть сейров, согласившихся примкнуть ко мне. Это были одиночки – охотники, живущие на свободных землях, рискнувшие жить на своё усмотрение, не вступив ни в одно племя. Мне повезло: мои новые сородичи – смелые, отважные и хитроумные охотники, не отступающие перед неудачами и бедами.

Я предложил им вместе со мной встать на защиту земель, бывших еще недавно землями моего уничтоженного людьми племени. Только несколько охотников отказались принять мое предложение, лишь немногие не рискнули променять свою жизнь свободных одиночек на полную опасностей жизнь воинов с человеческим племенем.

Я никого не винил за это – у каждого свой путь.

Моя жажда мести немного поутихла, как затухает пламя пожара на сыром подлеске, но не погасла совсем – жар иссушающего мой рассудок костра не мог перегореть. Я не изменил своей клятве бороться с людьми до тех пор, пока последний человек не покинет наши леса или до тех пор, пока сердце в моей груди не перестанет биться. Призраки моего сына, дочери и нерожденного внука всё еще говорят со мной. Иногда по ночам я вижу их так же ясно, как наяву. Они ничего не говорят мне, но их глаза полны невыносимой боли, боли, невыносимой для меня. Иногда мне снится сон, в котором я веду своего внука к его мудрому Наставнику или в первый раз показываю, как нужно загонять зверя. Иногда я слышу, как мой внук впервые пробует свой голос в еще неуверенном победном вое. Иногда в моих снах я вижу, что мои дети всё еще живы.

На самом деле жив только я один, но иногда мне кажется, что я уже умер. Просто какая-то упрямая сила продолжает управлять моим телом. Но так бывает только иногда.

Я терпелив. Жизнь охотника ничего не стоит, если не обладать этим великим умением – ждать, но иногда жажда мести пытается пересилить мое терпение. Пока я ещё справляюсь с этим. Но только пока. «Скоро люди покинут свою „паутину“, они рано или поздно выйдут в лес. Тогда мне понадобится всё мое умение охотника и загонщика», говорю я себе каждый день, повторяю эти слова раз за разом. Тем не менее, время от времени мне кажется, что Велор был прав: люди остановятся на достигнутом. Их стремление убивать пропало, им хватит того, что они успели сделать за весну и лето.

Я устал. Нет, мои мускулы по-прежнему крепки, мое сердце по-прежнему бьется в моей груди и кровь исправно струится по моим жилам, просто я устал в душе, мне очень тоскливо без моей семьи, без моих погибших братьев и моих друзей, навсегда оставшихся в моей памяти. Усталость и безразличие временами настолько сильны, что лишают меня простейших желаний: есть, пить, охотиться.

Я гоню эту недостойную воина слабость. Я вспоминаю, как убивали моих сородичей, как мы тайно готовились к нападению на человеческий «муравейник», я вспоминаю короткие схватки с людьми, стреляющих в нас из своего оружия. Я вспоминаю свою ярость и ненависть, вспоминаю, как мои зубы рвали тела двуногих, как их настигала смерть от моих когтей, оставляя позади окровавленные тела, беспомощные и жалкие.

Я еще раз посмотрел на порхающие в небе огненные птицы, рассыпающие султанчики разлетающихся искр, и тихо проговорил:

– Я вернулся. Я жду…

* * *

Глава вторая. Охотники и жертвы

Колония формировала первые три группы охотников. В основном, это были солдаты, но в каждую группу должны были войти добровольцы-охотники из числа гражданских колонистов. Эти люди имели большой опыт охоты на крупного зверя – лосей, оленей. Задание для охотников было простым – заготовка мяса для нужд Колонии. Охотники не должны были удаляться от границ внешнего периметра больше, чем на пятьдесят километров, построить временные жилища в лесу, в которых постоянно должны были находиться двое-трое людей для поддержания постоянной радиосвязи с Колонией. Каждой группе были выданы радиостанции и аккумуляторы Верховина, а также портативные тепловизоры и приборы ночного видения. Охотники были вооружены снайперскими винтовками, солдаты прикрытия – автоматическим оружием с подствольными гранатометами и пулеметами.