Люди и боги. Избранные произведения - [100]

— А наш доктор говорит, что от ревматизма. У моего мужа есть домашний доктор, доктор, которому равных на свете нет, — произносит вторая почтенная свидетельница разговора.

— Миссис Злотник, не слушайте вы их. Доверьтесь мне, поезжайте в Куни-Айленд, примите несколько морских ванн, и колики ваши как рукой снимет, — дала совет женщина из окна.

Соре-Ривка уже сжилась со своими соседями, все ее знали. Но вот несчастье в Америке: ты только познакомился с соседом, привык к нему, подружился с ним, а тот вдруг переезжает на другую квартиру, вместо него появляется новый сосед, которого не знаешь, с которым для начала начинаются раздоры.

Аншл отмечал появление каждого нового соседа, поселявшегося в доме, изречением, обрывком стиха из Пятикнижия: «Который не знал Иосифа». Но люди быстро уживаются, и все — знакомые и незнакомые — принимают участие в чужой судьбе, знают, что варится в горшке соседа. Не только в этом доме, но и все в квартале знали «зеленую» миссис Злотник (Соре-Ривку продолжали называть «зеленой», потому что она здесь, как и на родине, блюла субботу, еврейские праздники), всем было известно, что у миссис Злотник много детишек — мальчишки Злотник славились по всей улице, знали все и Аншла, почтительно относились к нему. Мозеса женщины хвалили за то, что «он оберегает мать как зеницу ока». И теперь, стоя у открытых окон и услышав, что Соре-Ривка жалуется на колики в боку, они осыпали ее непрошеными советами. Впрочем, Соре-Ривка в данном случае не составляла особого исключения, они любому соседу надавали бы множество подобных непрошеных советов. Нищета сводит и нужда сближает…

Назавтра, когда нужно было подняться и приготовить завтрак для мужчин, Соре-Ривка не смогла слезть с кровати. В последнее лето с ней уже несколько раз случалось такое. Как Соре-Ривка ни силилась встать, ноги оставались свинцовыми колодами, над которыми она не имела власти. Аншл, подойдя к кровати, пробормотал:

— Лежи, Соре-Ривка, отлежись денек, и тебе станет лучше.

Вот горе! Как она может улежать в кровати, когда в доме нет никого, кто приготовил бы что-нибудь, — эти мысли поднимали ее с ложа. Ей жаль Аншла, Двойру, остальных тружеников, но что же ей делать, когда ноги не повинуются…

И Двойра вместе с младшенькой сестренкой Фейгеле, которая последнее время много помогала матери по хозяйству, приготовили к столу, сварили кофе, сделали сандвичи, чтобы взять с собой «ленч».

— Кто помоет посуду? Стоит немытая со вчерашнего вечера.

Соре-Ривку всегда мучила проблема — кто вымоет посуду. Последнее время она к вечеру падала с ног от усталости и, будучи не в силах помыть посуду, оставляла это на завтра. Если мальчики уходили в школу, тогда пропало — мыть посуду доставалось ей, если же они в школу не шли — так завел старший сын Соломон, — посуду мыли мальчики. «Так ведется, — сказал он, — во всех американских домах». Но мальчики нашли надежный способ увильнуть от этой работы. Как только грозит, бывало, мытье посуды, они вдруг испытывали приступ благочестия — принимались молиться… Сорванцы знали, что мать не станет отрывать их от молитвы, а предпочтет перемыть посуду сама.

Так было и на этот раз. Услышав про мытье посуды, мальчики тотчас взялись за молитвенники. Но сегодня уловка не удалась — Аншл рассердился, закатил оплеуху одному и дал подзатыльник второму.

— Полюбуйтесь только на моих праведников. Вдруг на них набожность напала. Как раз когда мама больна, их охватывает благочестие.

— Аншл, я сама помою посуду, — отозвалась из кровати Соре-Ривка, — сейчас сойду.

Теперь мальчики сжалились над матерью и не дали ей встать с кровати.

— Мы помоем посуду, ма. — Дети покончили с молитвой и взялись за посуду — один мыл, другой вытирал, и оба втихомолку лягали друг друга.

Когда стало поздно и нужно было выйти купить что-нибудь на ужин, Соре-Ривка себе сказала: «Что же я лежу? Что я себе за праздник устроила?» — и попыталась вылезть из кровати. Голова у нее закружилась, перед глазами все замелькало, и она упала навзничь. Дома никого не было. Старшие дети были на работе, а младшие — на улице. Она дождалась, пока зашла Фейгеле, и сказала ей:

— Иди позови ко мне соседку.

Миссис Баркин, полная добродушная женщина, родом из Галиции, вошла с засученными рукавами и разгоряченным лицом, — видимо, жарила что-то в эту минуту.

— Что с вами, миссис Злотник?

— Сама не знаю, мельтешит что-то перед глазами… А я еще ничего не купила на ужин. Становится поздно.

— Все это от печени. У моей матери, светлой памяти, было то же самое. Несколько соленых ванн, и все как рукой снимет. Лежите, лежите, не двигайтесь.

— А кто же сварит, приготовит ужин? Сейчас ведь придут, голодные…

— Лежите, лежите, уж как-нибудь сварят. Я сейчас же пойду в мясную — ваш старик любит печенку? Я сегодня видела у мясника телячью печенку. Свеженькая — она так аппетитна! Жаль, что я сегодня готовлю копченое мясо. Так как же, принести вам фунт печенки? У меня есть немного вчерашнего щавелевого борща — сейчас принесу, этот борщ с картофелем — объеденье!

— Вы это сделаете?

— Сделаю, сделаю… Лежите, лежите… Сейчас принесу борщ.