Любви хрустальный колокольчик - [4]

— Хорошо выглядишь, и костюмчик тебе идет!

От неожиданности я вздрогнула. Комплименты он говорил нечасто, лучше бы и сейчас промолчал, настолько неуместными показались дежурные слова. Я задумалась, но, сообразив, что пауза затянулась, подняла глаза. Павел вертел в руках пустую рюмку. За это время он, видимо машинально, съел все пирожные, — неужели нервничает? Да быть такого не может! Наконец он прервал молчание, становившееся уже тягостным:

— Полагаю, ты живешь там же? Я завтра зайду. Не ожидая ответа, Павел встал, протянул деньги мигом подпорхнувшей официантке, и вот его уже нет, а я сижу словно дурочка с открытым от удивления ртом.

Я вернулась домой, разделась, повесила плащ и прошла на кухню. Включила чайник, достала из холодильника йогурт. Действовала я машинально, то и дело мысленно возвращаясь к тому моменту в кафе, когда Павел бросил меня, ничего не объяснив. Я снова и снова переживала унижение, раздражение, гнев. Сильнее всего гнев, увы, бессмысленный. Да и есть ли какой-нибудь смысл в том, что Павел говорит, делает, чувствует, если он вообще способен чувствовать? Над этим вопросом я немало билась в свое время, но он оказался мне не по зубам. Сколько ни силилась, никогда не могла понять, о чем муж думает, что для него важно, а что нет, что нравится или не нравится. Я не знала даже, как он ко мне относится, важна ли я для него, дорожит ли он мной, а ведь я была его женой. Родила ему двоих детей, заботилась о нем как умела, создавала уют, а самое главное — любила, любила до самозабвения. Точно так же он относился и к детям. Снисходительное равнодушие к дочери, подчеркнутое безразличие к сыну. Однажды я вздумала доказать ему, насколько для мужчины важен сын — продолжатель, наследник. Павел посмотрел на меня так, словно я ляпнула совершеннейшую глупость. Я почувствовала себя кукушкой, подкладывающей свое яйцо в чужое гнездо и застигнутой на месте преступления. Я не жалею, что так любила его, ведь это нормально для женщины — любить мужчину, мужа, отца своих детей. Любовь не торговля, не сделка: ты — мне, я — тебе, самое главное — любить самой. Но вот его бесстрастность, равнодушие, полная закрытость, его насмешки… В начале наших отношений меня это пленяло, казалось таким загадочным, таким романтичным. Но как же потом это стало меня бесить! Я прошла все стадии: от растерянности до откровенного бешенства. Пыталась тоже быть ироничной, язвила, лишь бы пробиться сквозь стену его отчуждения. Нет, я не сдалась без боя, без многочисленных боев, пыталась, как принято сейчас говорить, спасти свой брак. Но все было напрасно, мои стрелы не попадали в него. И тогда я выбросила белый флаг — потребовала развод и быстро получила его, причем без всяких комментариев. Зачем он женился на мне? После развода Павел появлялся раз в месяц, приносил деньги, выслушивал, если я или дети что-то говорили ему. Коротко отвечал, если просили его совета, но сам никогда ничем не интересовался и ничего не рассказывал о себе. Как-то я полюбопытствовала, есть ли у него другая женщина и не собирается ли он жениться, он ничего не ответил. Больше я таких попыток не предпринимала. Сумма, которую он приносил, была вполне приличной, незначительно варьировала из месяца в месяц, не знаю, от чего это зависело. Мне было любопытно, изменится ли эта сумма, когда Катюшке исполнится восемнадцать. Он пришел как раз в день ее рождения. Как всегда, с насмешливой улыбкой оглядел дочь: нарядную, суетящуюся, возбужденно что-то щебечущую, протянул ей букет тяжелых, пышных роз и футляр с золотым кулоном на цепочке. Катька тут же бросилась к зеркалу и нацепила украшение. Павел позволил один раз чмокнуть себя в щеку, но тут же отстранился. Протянул мне конверт с деньгами, посмотрел вопросительно. Я заглянула внутрь, прикинула: сумма та же. Я зарабатывала тогда немного, подросшие дети требовали больших расходов, слегка поколебавшись, я приняла деньги как должное. Через два с небольшим года уже Котьке исполнялось восемнадцать. На день его рождения Павел не явился — не хотел, не мог? Не знаю. Пришел через неделю, отдал Котьке не подарок, просто деньги, благодарности ждать не стал и протянул мне неизменный конверт. Я отступила на шаг и отрицательно покачала головой. Павел положил конверт на стол, внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Напрасно отказываешься, это ведь не для тебя, а для них. — Кивок в сторону Котьки. — Буду давать, пока учатся.

Но жизнь внесла коррективы. На втором курсе пединститута Катька познакомилась с молодым инженером-электронщиком, выскочила за него замуж. Институт, конечно же, побоку. Поначалу молодые жили у меня: от родителей осталась большая трехкомнатная квартира. Молодожены привнесли с собой суету, звонкий смех, поцелуи и объятия по углам, а иногда и посреди кухни. В доме сразу же стало шумно и тесно. Павел заглядывал все реже. Через год Котька влюбился в однокурсницу, но, слава богу, учебу в Плехановском не бросил, жить ушел к жене. Затем Катя с Олегом купили квартиру. Павел перестал у меня появляться. Катьке он, по ее словам, иногда подбрасывал на молочишко, хотя она не особо нуждалась, а про студента Котьку словно забыл.