– Говорят, перед смертью старице было видение? – спрашивал между тем московский купец Шепелев, про которого поговаривали, что он родственник наперсницы императрицы Елизаветы – графини Мавры Егоровны Шуваловой, в девичестве – Шепелевой, у новой келейницы старицы Досифеи, сменившей отошедшую в мир иной Пелагию.
– Было видение, – ответила та, – покойная государыня Елизавета Петровна к ней приходила. Сказала: «Отслужила ты свое, Лиза, чашу до дна выпила, пора и в дорогу собираться…»
– И что же старица? – переспросил купец.
– Собралась, батюшка, за один день собралась… – вздохнула келейница. – Отошла, как жила, светло да тихо.
– И ничего не сказала перед смертью? – вмешался в разговор протиснувшийся сквозь толпу старик-француз.
– Ничего не сказала, – еще тяжелее вздохнула келейница, – только брату своему названому медальон передать велела… Но где этот брат и кто он такой – сказать не успела.
Она показала Шепелеву изящный медальон на тонкой золотой цепочке, но так некстати вмешавшийся в разговор француз выхватил медальон из рук купца. Жак д’Акевиль с детства помнил это любимое украшение кузины Лизы и знал наверняка, чьи лица увидит, распахнув его створки. Так и случилось – рыжеволосая женщина с голубыми глазами и пухленьким личиком в детских ямочках, цесаревна Елизавета Петровна, улыбалась своему нелицемерному другу Алеше Разумовскому, и ничто в мире уже не могло разлучить их…
