Любовные утехи Екатерины II - [4]

Шрифт
Интервал

Раздраженная всеми этими промедлениями, императрица вызвала к себе гувернантку и сделала ей жесточайший выговор. — Вы не умеете обращаться со всеми этими сопляками. В прежнее время не церемонились подобным образом; умная женщина никогда не умирает без наследника. — Слова эти были переданы Екатерине, которая в свою очередь решила передать их в этот же вечер Сергею Салтыкову. Во время этого свидания оба поклялись, как верные подданные, следовать буквально инструкции императрицы. Подчинившись ей, Екатерина страстно полюбила того, кто давно не отходил от нее ни на шаг, и чье пылкое признание она выслушала в лесу, полюбила его малиновые сочные губы, полюбила того, кого ей приказали полюбить.

Без всяких дальнейших угрызений совести отдалась она своему влечению. Но все же, несмотря на то, что сердце ее пело, что чувства ее проснулись с такой стремительностью, что часто поражали ее, заставая ее врасплох, — она слишком хорошо знала угрюмый характер своего мужа и капризность императрицы, которая чаще меняла свои мнения, нежели любовников, — чтобы не бояться будущего.

Что же, в конце концов, выйдет из всего этого? Любовь перевернула в ней все, заставила ее растеряться. Признает ли муж ее ребенка своим, зная, что существует обстоятельство, бывшее, по его мнению, бесповоротным, которое мешало ему стать отцом? Нужно было, во что бы то ни стало — при помощи мольб и ласк — успокоить его опасения и уговорить его подвергнуть себя операции опытного хирурга.

Никто не осмеливался затронуть столь щекотливую тему, боясь вызвать этим его немилость. Узнав, что только Салтыков имеет достаточное влияние на великого князя, императрица повелела ему настоять на необходимости операции.

Однако Петр до дрожи боялся ножа хирурга. Его ограниченное воображение плохо представляло себе все ждущие его утехи, которые Салтыков расписывал ему с видом знатока. История не сохранила нам сведений относительно того, какого рода была эта ненормальность у Петра. Во всяком случае, операция были решена в одно мгновение ока. Под звон бокалов она совершилась, наконец, послужив интермедией импровизированного ужина.

В тот вечер Петр был менее пьян и более общителен, чем обыкновенно. Воспользовавшись этими благоприятными условиями, доктор Бургов, лейб-медик, инсценировал торжественное шествие, появившись в дверях в сопровождении целого роя музыкантов.

Он проскользнул под стол и одним ловким взмахом ножа разрезал великому князю путы, которые служили ему преградой к удовольствиям. Немедленно раздались крики и рукоплескания присутствующих, а Салтыков, выпив вино, бросил бокал на землю и стал топтать осколки. На следующий день он получил от милостивой монархини очень большой величины бриллиант.

Напрасно старалась Екатерина сдерживать свои чувства. Она выдавала себя каждым движением, каждым взглядом. Слухи о происшедшем скоро распространились по дворцу и даже начали ходить по городу. Шли усердные пересуды. Завистники Салтыкова, ревнуя его к неожиданному успеху, донесли Петру, что любовники лишь посмеялись над ним; что вся операция была лишь комедией, чтобы скрыть его позор. В ум этого непостоянного человека вселили первое сомнение.

Петр был груб, но не до такой степени глуп. Как только им овладело сомнение, он немедленно решил, чтобы прекратить лишние толки, дать блестящее доказательство благоразумия Екатерины.

Матримониальная экспертиза процветала тогда в России. Для этой цели в свадебную корзину новобрачной клали специальную шкатулку.

Каждая женщина в минуту опасности находит выход при помощи какой-либо уловки, а Екатерина обладала изобретательным умом. Таким образом, на следующее утро после того, как Екатерина по-настоящему вышла замуж, Петр с гордостью мог послать императрице шкатулку, запечатанную императорскими гербами, в которой находились доказательства верности его супруги. Через несколько дней Екатерина заметила первые признаки беременности.

* * *

В ту эпоху рожениц оставляли без всякого ухода даже во дворцах. Великая княгиня лежала совершенно одна в маленькой комнатке, по которой свободно гуляли сентябрьские сквозняки.

Находясь в лихорадочном состоянии, она просила пить. Но на ее зов не отзывался никто. Ей попеременно было то жарко, то ее охватывал озноб, а рубашка на ней вся взмокла. Она плакала.

И все же — несмотря на все эти условия — Павел Петрович, наследник и великий князь, родился благополучно.

Ребенка унесли. С кем у него было сходство? Виски ее стучали, и она прижала усталую руку к горящему лбу. Снова увидела она себя маленькой девочкой в Штеттине в померанском городе. Дом ее родителей стоял рядом с готической церковью, колокола которой звали верных христиан на молитву. Стояло Рождество, Софи, окруженная своими маленькими друзьями, пела вместе с ними рождественскую кантату о елочке, все они прыгали вокруг смолистого дерева, убранного розовыми, белыми и голубыми свечечками.

Князь Цербсткий не был богат, но хотел обрадовать детей и вернулся домой между двух походов, нагруженный лакомствами. В хитроумной обложке одной из шоколадных конфет Софи нашла хромающие стишки, предсказывающие ей власть не над одним сердцем, но над многими сердцами и огромной страной в придачу.


Рекомендуем почитать
Том 1. Облик дня. Родина

В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).


Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…


Превратности судьбы

«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».


Откуда есть пошла Германская земля Нетацитова Германия

В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.


Осколок

Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.


Голубые следы

В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.