Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II - [11]

— О-о-о! — снова протянула императрица, почти с ужасом. — Тогда император!

Графиня не ответила, только кивнула головой.

Мария Фёдоровна тут же поднялась с постели и бросилась к двери, которая вела в спальню императора, даже не надев башмаки и чулки. Графиня побежала за ней и набросила салоп на плечи. И тут вспомнила, что дверь в спальню уже несколько дней как заколочена. Она не знала, что сделано это по наущению фон дер Палена, которому Павел Петрович слишком доверял. Она выскочила в другую комнату, через которую можно было попасть на внутреннюю лестницу и в кабинет государя, но там стоял пикет лейб-гвардии Семёновского полка, и перед ней часовые скрестили штыки, не допуская в покои государя.

— Пустите меня, пустите! — восклицала государыня, но часовые, несмотря на то что у них самих на глазах были слёзы, лишь отговаривались тем, что пускать не велено.

Капитан Волков, лично известный императрице и пользовавшийся «особым её покровительством», был вызван часовыми, но только руками развёл — не в его силах было нарушить приказ своего начальника — участника заговора.

Но он, по крайней мере, вёл себя уважительно, а вот услышавший шум и выглянувший из императорской опочивальни Платон Зубов грубо крикнул, хотя и узнал Марию Фёдоровну:

— Вытащите вон эту бабу.

Великан Евсей Горданов подхватил императрицу и вынес прочь, отправив назад, в её покои.

Она снова сделала попытки прорваться к мужу, но тут снова в нужный момент оказался омерзительный тип барон Беннигсен, высокий, сутуловатый, с неприятным, отталкивающим лицом. Он нагло и цинично заявил:

— Мадам, не играйте комедию.

Оставим удручённую горем императрицу перед пикетом гвардейцев и обратим внимание на странную её фразу, касающуюся дочери — великой княгини Александры Павловны.

Гвардейский полковник Николай Александрович Саблуков, реставрировавший в своих воспоминаниях события той страшной для императорской семьи ночи, пояснил эти слова императрицы Марии Фёдоровны так:

«Около этого времени великая княгиня Александра Павловна, супруга эрцгерцога Иосифа, палатина венгерского, была при смерти больна, и известие о её кончине ежечасно ожидалось из Вены…»

И далее он рассказал о том, что Мария Фёдоровна с часу на час ждала известие о судьбе дочери Александры. Уже совсем скоро стало известно, что ждала неслучайно. Сердце матери — вещун. 11 марта 1801 года великой княгини (в замужестве ставшей палатиной венгерской) уже не было в живых — она ушла в мир иной 4 марта, за шесть дней до гибели своего отца от рук заговорщиков. Просто известие ещё не успело дойти из далёкого Будапешта до стен Петербурга. Александра Павловна ушла в мир иной, подтвердив печальное пророчество своей великой бабки императрицы Екатерины II относительно судеб русских великих княжон, между прочим, сделанного именно по поводу её рождения. А сказала государыня, что «ничего не может быть несчастнее российской Великой Княжны».

Старшая внучка императрицы Александра родилась 29 июля 1783 года, и великая бабушка, которая полностью управляла всем, что касалось потомства своего сына, назвала её в честь любимого своего внука Александра Павловича Александрой Павловной.

Вскоре после рождения Александры Екатерина II писала своему постоянному европейскому корреспонденту барону Гримму:

«Моя заздравная книжка на днях умножилась барышней, которую в честь её старшего брата назвали Александрой. По правде сказать, я несравненно больше люблю мальчиков, нежели девочек…»

Но отчего же такая немилость к дочерям сына, к своим внучкам? Нет, вовсе это не немилость, а что-то другое. Здесь скорее переживание за их тяжёлые судьбы, в которых повинны весьма и весьма немилосердные и к ним, да и к их братьям законы Российской империи, заведённые ещё императором Петром I.

Екатерина, ни словом не осуждая тех законов, на что, увы, не имела права, предвидела, что у её сына Павла Петровича «дочери все будут плохо выданы замуж», умалчивая, что к такому именно повороту приводит требование дурного закона. И будут им сопутствовать драмы и трагедии, «потому что ничего не может быть несчастнее российской Великой Княжны».

А всего у Павла Петровича и Марии Фёдоровны было четыре сына и шесть дочерей. Правда, одна из дочерей, Ольга Павловна (1792–1795), умерла в трёхлетнем возрасте. Смерть детей в ту пору не была большой редкостью. В младенчестве дети умирали часто, порой и не по одному ребёнку в семьях. А поскольку детская смертность была высока, в младшем возрасте документы на детей выдавались при достижении ими пяти лет.

Предубеждение против внучек у императрицы было настолько сильным, что это на первых порах отразилось на её отношении к Александре Павловне, во всяком случае, если даже и не на отношении, то на отзывах о ней. Так, кабинет-секретарь императрицы Александр Васильевич Храповицкий (1749–1801), действительный тайный советник, сенатор, в своих записках отметил, что она об Александре Павловне говорила, мол, растёт «ни рыба ни мясо», притом прибавляя: «Александра Павловна существо очень некрасивое, особенно в сравнении с братьями». И оценивала выше вторую свою внучку Елену, которую считала «гораздо умнее и живее» в полугодовалом возрасте, в отличие от двухлетней Александры.