Любовное зелье колдуна-болтуна - [8]

Василий Петрович показал на стену.

— Видите наше родословное древо?

Иван Никифорович встал и приблизился к картине.

— Ого! Первый Шаров, сын Емельяна и Марфы, появился на свет в одна тысяча двести одиннадцатом году!

Хозяин дома усмехнулся.

— Илья Михайлович, мой дед, решил составить родословную. Он поднял церковные книги, в царские времена их хранили пуще глаза, и ему удалось найти записи о браке Марфы и Емельяна и о рождении у них сына. Но деду документ не понравился.

— Почему? — удивился Иван Никифорович.

Василий Петрович поднялся, подошел к стене, отодвинул висевшую на ней картину, открыл обнажившийся сейф, вынул оттуда лист бумаги и продемонстрировал его нам.

— Дед считал, что Марфа и Емельян жили чуть ли не в библейские старозаветные времена, а тут значится, что они поженились в тысяча семьсот девяностом году. Дров в костер его разочарования подбрасывало то, что в семье Бражкиных есть старинная Библия, в которой скрупулезно делали записи его предки. На первой странице там указана дата «1254 год», именно тогда на свет появился Федор. И что же, получалось, будто род Бражкина, недостойного человека, намного старше семьи Шарова? Дедушка решил слегка подправить историю. Он обложился всякими историческими книгами, атласами, справочниками, корпел над ними долго, потом позвал художника. — Бизнесмен снова сел в кресло. — У меня развито логическое мышление, поэтому в голове сразу возник вопрос: каким образом Емельян и Федор могли поругаться, если Бражкин жил в тринадцатом веке, а Шаров повел Марфу под венец спустя не одно столетие? Церковная книга подлинная, хранится в архиве под замком, значит, либо война между семьями выдумана, либо Бражкин подделал свою семейную Библию, либо Федор прожил фиг знает сколько времени. В последнее верится с трудом. Вывод напрашивается один: наверное, наши предки повздорили не так уж и давно, чуть более двух столетий назад, а то ли дед Игоря, то ли его отец состряпал фальшивую Библию. И как это объяснить Илье Михайловичу? В результате усилий моего дедушки получилось генеалогическое древо, доказывающее, что наш род появился раньше Бражкиных. На мой взгляд, это смешно, но дед упорно всем лгал. Кстати, Илья Михайлович не ладил с Алевтиной, своей невесткой, сердился на нее за то, что она родила только одного сына, меня.

— Но, если я правильно поняла, ваш отец рано скончался, — уточнила я, — ваша мама просто не успела зачать других детей.

Василий Петрович потер затылок.

— Верно. Однако для деда это был не аргумент. До самой своей смерти Илья Михайлович при каждой возможности твердил: «Ерунда вышла — обманула меня Алевтина, здоровой прикидывалась. Когда я сватов засылал, ее родители на иконе клялись: наша семья из века в век многоплодная, наша дочь подарит вам десяток внуков. И я, старый дурак, поверил. Не сообразил: нищие они, голодранцы, хотят больную девку в обеспеченную семью пристроить. Где мои десять внуков? Одним еле-еле разродилась». И вот что интересно. Дед дожил до появления на свет Ани, Кати и Оли. Мою жену Светлану он любил, никогда ее девочками не попрекнул, правнучек обожал. Алевтину Степановну же костерил постоянно. А моя мать, когда увидела новорожденную Аню, закатила скандал, кричала: «Не следовало не пойми на ком жениться, у нее мальчик не получился!» Странно слышать от профессионального гинеколога упреки в адрес женщины за рождение дочери. Пол ребенка при зачатии определяет отец, и я напомнил об этом матери. Она сначала притихла, а потом принялась… лечить меня и невестку.

— От чего? — не поняла я.

— От девочкопроизводства, — без тени улыбки уточнил Шаров. — Сначала велела нам ехать на курорт, пить минеральную воду, затем в ход пошли таблетки, уколы, народные средства. Мы со Светой килограммами ели грецкие орехи, давились тошнотворным травяным чаем, жена забеременела, и… на свет появилась Катя. Ну, не стану утомлять вас ненужными подробностями. У меня прекрасные дочери, я их люблю, больше отпрысков не планировал, и вдруг Света сообщила, что ждет ребенка. Через девять месяцев на свет появился мальчик. Вот она, ирония судьбы — лечились, соблюдали диету, употребляли биодобавки, а рождались девочки, перестали думать об этом, махнули на все рукой, и родился Степан. Здоровый, веселый малыш, который бегал, шалил, как все дети. Моя мама не просто обожала внука, а боготворила его, хвалила по поводу и без оного. «Степочка уронил на пол вазу и разбил ее? Ай молодец! Ни у кого такие красивые осколки получиться не могут, только у Степочки, он артистическая натура». Удивительно, но потворство не испортило ребенка, мальчик, повзрослев, стал сам над собой подтрунивать. Помню, как Степа один раз протянул мне дневник со словами: «Прости, папа, огреб неуд по географии. Но согласись, двойки, которые я получаю, намного лучше двоек Феди Бражкина, не так ли? У нашего недруга «бананы» простые, а у меня, представителя рода Шаровых, талантливые, высокохудожественные». Справедливости ради замечу, что учился сын хорошо.

— Что с ним случилось? — спросила я.

Василий Петрович ссутулился.

— Степа подцепил простуду, слег. Пару дней его ломало, температура поднялась, но не слишком высоко, врач не обеспокоился. Затем начался бронхит, открылся кашель хуже, чем при коклюше, градусник показал сорок. Я опять вызвал доктора, тот диагностировал грипп и немедленно отправил мальчика в больницу. А там у него зашкалило давление, его поместили в реанимацию, но улучшения не наступило. Врачи Степе вводили лекарства внутривенно, но они оказались неэффективны. Градусник стабильно показывал очень высокие цифры, тонометр — двести двадцать на сто сорок. Я перепугался, с помощью санавиации перевез сына в Екатеринбург, и там он умер, из-за гипертонического криза случился инсульт. Диагноз: осложнение на фоне гриппа. Степану едва исполнилось тринадцать.