Любовники - [41]

– Подумай хорошенько, – донеслось из машины, – а то в аду тебе пиликать на своей флейте!

– Это что, угроза?

– Не забывай, что ты живешь в моей студии.

– Ну, это еще надо доказать! – крикнул Пол в ответ. – Вы подарили студию своей жене, а подарок возврату не подлежит. Кроме того, вы фактически вышвырнули ее на улицу, что тоже может быть адекватно расценено судом. И вообще, вам наплевать на бывшую жену, которая имела все основания вас оставить.

– С таким подонком, как ты?

– С кем бы то ни было, – процедил сквозь зубы Пол и зашагал прочь.

Эдвард еще долго сидел в машине и размышлял над недавним разговором. Все получилось хуже, чем он предполагал. Пол не только не поддался на его уговоры, но и продемонстрировал невероятное упрямство. Теперь-то уж он точно расскажет Николь о его романах с девочками! Конечно, можно все отрицать, но былого преимущества у него уже не будет, это точно. Одна мысль о том, что жена по-прежнему будет находиться под влиянием этого молокососа, а он обречен на бездействие, бесила Харрингтона.

Теперь, даже если он вышвырнет их из студии, это уже не поможет. Более того, вполне вероятно, что они станут еще ближе друг другу.

Каждый раз, когда Эдвард представлял Николь в постели с этим негодяем, ему хотелось прострелить тому башку. Выходит, она действительно дает Полу нечто такое, в чем всегда отказывала ему. Что бы там Пол ни говорил, это похоже на правду, и потому Эдварду было так больно и обидно, что хотелось плакать от жалости к себе и от ненависти к этому безусому юнцу. Харрингтон так сильно ударил кулаком по отделяющему его от водителя стеклу, что рука тотчас посинела.

Гилфорд Силверсмит подошел к двери и, щелкнув замком, распахнул ее.

– Мисс Ди Кандиа? – неуверенно произнес он и попятился назад, не веря своим глазам.

Простите, что столь бесцеремонно врываюсь в ваш дом, – робко произнесла Николь, переступая порог. В далекие пятидесятые этот человек был намного моложе и только-только начинал свою карьеру в качестве эксперта произведений изобразительного искусства. Сейчас же это был знаменитый мэтр, авторитетный знаток прекрасного, к мнению которого прислушивались в самых высоких инстанциях. Его слово считалось последним в оценке достоинств той или иной работы, а пространные критические статьи в журналах всегда вызывали живой отклик читателей. А уж о многочисленных дилерах и коллекционерах и говорить не приходится: его мнение для них являлось самым авторитетным!

Николь вспомнила, что они с Эдвардом несколько раз видели Силверсмита на выставках или вечеринках, но никогда с ним не общались. Она слышала, что некоторое время назад он сочетался браком с какой-то важной персоной в области изобразительных искусств, и с тех пор была убеждена, что это был скорее брак по расчету, чем результат искренней и глубокой любви.

Силверсмит всегда был строг к художникам и скульпторам, но к произведениям Николь с самого начала относился с любовью, высоко ценил их и предрекал ей большое будущее.

Поприветствовав мэтра, она сразу же перешла к делу.

– Я всегда думала, что вы купили мою статуэтку за тысячу долларов, – сказала она, оглядывая его кабинет, – а тут неожиданно выяснилось, что мой муж вам ее просто подарил.

– Дорогая мисс Ди Кандиа, – начал тот, заметно насупившись, – я не могу так быстро вспомнить дела давно минувших дней. Конечно, я припоминаю, что такой разговор у меня с Эдвардом был, но подробностей уже не помню. По-моему, через некоторое время я продал ее какому-то немецкому коллекционеру.

Мистер Силверсмит, – настойчиво продолжала Николь, взяв себя в руки, – дело в том, что в дополнение к этой скульптуре Эдвард преподнес вам еще пять тысяч долларов. Смею предположить, что это было сделано для того, чтобы получить благосклонный отзыв о моих работах, представленных на выставках.

– Вы предполагаете или знаете наверняка? Ну хорошо, давайте присядем и во всем разберемся. Разумеется, я отвергаю все ваши предположения и буду делать это при любых обстоятельствах. Что же касается ваших работ, то я всегда был справедлив и честен в своих оценках. Думаю, на этом мы можем завершить наш разговор.

Николь полезла в сумку и вынула оттуда фотокопию чека с указанием названия работы и суммы.

Мэтр долго смотрел на копию, а потом поднял глаза.

– Если у вас есть оригинал этого документа, то какого черта вы приперлись ко мне?

– Прошу меня простить, – проговорила Николь, опустив глаза, – но на это есть свои причины. Теперь я понимаю, насколько наивной и глупой была в те годы.

– Вот именно – наивной и глупой, – охотно согласился с ней Силверсмит. – А что вы намерены делать с этим документом?

– Ничего, – тихо ответила она и посмотрела на старика, который в эту минуту выглядел слегка обеспокоенным. – Мне только хотелось бы знать, как вы в действительности относитесь к моему творчеству.

Морщины на его напряженном лице тотчас разгладились, а глаза повеселели. Он понял, что она не собирается его шантажировать, а просто пытается потешить свое самолюбие.

– Ну хорошо, я расскажу все, как было. Харрингтон пришел ко мне и принес слайды. Мне понравилось то, что я увидел, но он запросил за ваши работы непомерно высокую цену. Я тогда уже понял, что он влюблен в вас, но при этом не упустит случая заработать на продаже ваших произведений. Конечно, я пообещал оказать ему содействие, но он не ограничился этим и предложил мне небольшую статуэтку и пять тысяч долларов в придачу за организацию благоприятного отзыва на выставке. Правда, речи об этом напрямую не было, но мы понимали друг друга с полуслова. А мне в это время позарез нужны были деньги, и потому я не стал отказываться от выгодной сделки.