Любовники - [33]

Очень медленно, с присущими ему леностью и безразличием он повернулся к ней лицом, и она заметила, что насмешка исчезла с него. Он смотрел на нее сверху вниз, с высоты своего гигантского роста, и выражение его лица было довольно рассудительным, хотя и не очень серьезным. Казалось, он больше не желает, чтобы она боялась его. И больше ничего… теперь, когда она стояла очень близко к нему, откинув голову так, что ее белое горло, сияя при ярком свете в зале, казалось мраморным, и покорно смотрела вперед, на него. Его восхитительная мужская красота теперь представляла для нее не опасность или угрозу, а щедрое благодеяние, означающее для нее радость и наслаждение.

Уголки ее рта дрогнули, на ее лице появилась чуть заметная улыбка.

Она продолжала вопрошающе смотреть на него, боясь довериться.

В следующий миг он рассмеялся вместе с ней, и оба пришли в состояние какого-то неистового веселья и восторга. Казалось, они глубоко познали нечто и теперь владеют неким общим секретом.

Но если бы вдруг что-нибудь прервало их смех и кто-либо спросил у нее, чем он был вызван, она не смогла бы ответить на этот вопрос.

Даже смеясь, Джасинта слабо сознавала, что это странное удовольствие, неистовая радость и безумное опьянение были результатом всего лишь легкого прикосновения его руки. И все-таки в этом жесте, сделанном ненавязчиво, с огромной нежностью, чувствовались такая завершенность и сила, что сейчас ее охватило лишь одно желание: любым возможным способом понравиться и угодить ему, чтобы продлить ощущение этого неистового блаженства, которое каким-то непонятным образом исходило от его улыбки, искренней, лишенной какой бы то ни было насмешки.

Джасинта чувствовала, что он наконец подобрел к ней и находит ее гораздо более красивой, когда она выглядит счастливой и довольной, если в глазах ее отсутствует страх, а в выражении лица — обида и разочарование. А его одобрительный взгляд каким-то таинственным образом стал для нее самым важным событием, происшедшим в последнее время.

— Ну вот, — наконец промолвил он. — Какая вы сейчас красивая.

— Разве? — шепотом переспросила она. — О… благодарю вас.

Она понимала, что бессознательно подверглась влиянию его нежного гипноза и потому пребывает в несказанно блаженном состоянии. Его воздействие было настолько полным, как ей самой того хотелось. Наверное, те же ощущения испытывала она с Дугласом.

Здешний властитель явил магическое очарование своего бесконечно нежного голоса, чрезвычайно красивого лица и тела и редкой мужественности. Но что-то в его облике все же оставалось странным. Ибо только таких сокрушающих качеств не вполне достаточно, чтобы завлечь женщину со скорее холодным, чем просто сдержанным темпераментом, которая обрела всего одну истинную любовь за свою жизнь, и то за несколько месяцев до смерти.

Значит, она стала жертвой колдовства. И значит, совершенно бессмысленно даже надеяться, что удастся противостоять ему.

— Вы уверены, что когда-нибудь прежде были влюблены? — поинтересовался он.

— Прежде? — переспросила она. — Вы спросили — прежде? Значит, вы считаете, что я влюблена в вас? — совершенно сбитая с толку, спросила она в ответ.

— А разве это не так?

Его левая рука начала медленно опускаться с ее плеча по спине, и он уже не мягко, а все крепче сжимал ее тело; его сильные пальцы схватили ее волосы и с силой оттянули ей голову назад. Боль показалась ей настолько блаженной, что она не сопротивлялась и не кричала, а оставалась стоять на месте; голова ее была откинута, а глаза смотрели в его лицо с благоговейно-благодарным выражением, доходящим едва ли не до унижения. В этот миг она упала бы на колени и молилась бы на него, если бы он не удерживал ее могучей рукой. При этом она почти не стыдилась мысли о том, что ей действительно хочется совершить это.

— Раньше я никогда не испытывала такого ощущения, как сейчас, — тихо проговорила она. — Это нечто сверхъестественное. Мне кажется, я утеряла свою гордость, а я ведь очень горда. Я даже гордилась тем, что очень горда.

— Значит, вы никогда не любили. Если женщина любит мужчину, то единственное, что она не способна сохранить, это свою гордость. И вообще гордость — нелепое препятствие для женщины, если она хоть когда-нибудь надеется ощутить нечто большее, нежели приятное щекотание эмоций. Гордость — это чувство сродни мужскому чувству завоевателя, а что женщине делать с таким чувством?

— Не знаю, — прошептала Джасинта. — Сейчас я даже вообразить себе нечто подобное не могу, хотя именно я старалась избавиться от этого чувства, когда влюбилась в Дугласа. А муж так и не смог отнять у меня моей гордости.

Он резко отпустил ее, и она чуть не упала, так сильно зависело ее положение в пространстве от его поддержки; он же без труда подхватил ее одной рукой, чтобы помочь обрести окончательную устойчивость, и только тогда отпустил вновь. Затем повернулся и отошел от нее на несколько шагов; медленно повернулся к ней опять. Она растерянно и чуть тоскливо наблюдала за ним, как щенок, неожиданно брошенный своим хозяином. Руки ее были грациозно опущены, а украшенный кружевными оборками подол одежды вздымался волнами.