Любовник ее высочества - [37]

Аромат горячего шоколада проник вместе с голосом Филиппа в сознание Энни, пробуждая ее от глубокого сна.

– Пора вставать, Анна-Мария. Наш корабль прибудет через четыре дня. Отсюда до Гавра еще сотня миль.

Их корабль. Энни открыла глаза: свежепобритый, аккуратный Филипп стоял у постели, держа поднос с завтраком.

Он поставил поднос между ними и присел на краешек постели.

– Доброе утро, мадам Корбей. Вы так долго спали, что я начал думать: не слишком ли много сил отняла у вас прошедшая ночь.

Да, ночь стоила ей многого, но вовсе не из-за того, что он имел в виду. Энни поплотнее запахнула сбившийся во сне халат и села.

– Ночью было холодно? – Он потянулся и поправил завиток у ее плеча. – Надо было сказать, я бы подбросил дров в огонь.

Энни отпрянула от него и молча, с осуждением смотрела на его вспухшую губу.

Озадаченное выражение лица Филиппа сменилось сначала подозрением, а затем и пониманием. Он поднял руку, прикрывая ранку и тем самым подтверждая вину.

– Что такое? Что вы на меня так смотрите?

– Мне кажется, вы знаете ответ на этот вопрос.

– Если бы знал, не спрашивал бы. Я не из тех, кого забавляют подобные игры.

– А в какие игры вы играли прошлой ночью, оставив меня в одиночестве? Наверное, в более грубые. Я вижу их следы.

Неужели он предполагал, что она будет вести себя так, словно ничего не случилось? Ее руки комкали вышитые простыни.

– После того, как мы… потом, я проснулась от звука голосов и увидела, что осталась одна. Когда я вышла искать вас, вы уходили вместе с посыльным принцессы. Я ждала вашего возвращения несколько часов.

– Проклятье! – Все-таки его поймали! Филипп встал и подошел к окну.

Ему потребовалась вся выдержка, чтобы оставаться невозмутимым.

Он понимал, что неприятное объяснение неизбежно, однако почему-то жестоко обиделся. И особенно он злился из-за того, что ее возмущение переворачивало ему душу. Почему он должен тревожиться? Он не изменил ей.

Он тяжело вздохнул, подошел к постели и сел возле Анны-Марии.

– Я – солдат, а сейчас сложное время. Ночью я уходил по государственному делу. Я знаю, это нелегко понять, но, став женой солдата, вам придется иногда верить мне, не задавая вопросов. Сейчас как раз такой случай. – Он взял ее за руку. – Только серьезнейшие дела могли отозвать меня прошлой ночью. Поверьте мне. – Он пристально посмотрел ей в глаза.

Энни так хотелось поверить ему, однако…

– Вы покинули брачное ложе по призыву другой женщины, одной из тех, с кем у вас, очевидно, были особые отношения. Вас не было всю ночь, вы вернулись со следами зубов на губе и теперь просите поверить, что были заняты государственными делами? – Вскочив на ноги, она дернула покрывало и перевернула поднос с завтраком. – Поставьте себя на мое место. Как я могу поверить в эту историю? Я, может быть, и наивна, но не так глупа.

Филипп встал и спросил:

– Вы что-то слышали обо мне?

Она туго затянула пояс халата.

– Никто мне ничего не рассказывал. Мне и не надо ничего слышать. Достаточно вспомнить взгляды, которые бросает на вас принцесса, и то, как вас бросает в пот, стоит упомянуть ее имя. – Она с горечью прошептала: – Вам было хорошо в ее объятиях после моих? Даже после того, как она попыталась унизить меня с тем ужасным платьем, я все же думала – есть надежда, что после нашей свадьбы все происходившее между вами останется в прошлом. – Злые слезы текли по ее щекам.

Филипп шагнул вперед и стиснул ее руки.

– Анна-Мария, недопустимо, чтобы всякий раз, когда меня призывают мои обязанности, вы думали, что я иду к другой женщине. – Его слова звучали скорее как приказ, а не как просьба.

Он крепко держал ее.

Филипп взглянул в совершенно несчастные огромные глаза жены и, почувствовав острый приступ угрызений совести, вновь спросил себя, как ей удается заставить его почувствовать себя виноватым, если он абсолютно невиновен.

Он про себя выругался. Почему женщины так любят все усложнять? Ладно, хватит! Он по горло сыт женскими капризами. Его гордость еще не оправилась от унижения, нанесенного Великой Мадемуазель, и он, не сдержавшись, вспылил:

– Не вижу смысла дальше обсуждать этот вопрос. Как муж, я советую мне поверить и принять мои объяснения.

Филипп примиряюще улыбнулся.

– А теперь вставайте, Анна-Мария. Что я могу сделать, чтобы прогнать с вашего лица это печальное, обиженное выражение? Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы вернуть себе вашу благосклонность.

– Отвезите меня домой. – Высказав эту неожиданную просьбу, она сразу успокоилась. Да, она не сможет соревноваться с принцессой здесь, в Париже, но быть хозяйкой в своем доме в деревне – это как раз для нее. Она будет жить, как хочет, без света.

Он нахмурился:

– В мой дом в Париже? Но Жак и Сюзанна уже все закрыли и упаковали для поездки. И, мне казалось, вам так хотелось увидеть океан…

– Нет, не в городской дом. Я хочу домой, в Мезон де Корбей.

Филипп не мог скрыть изумления:

– Я не ослышался?

Энни не знала, отчего ее так умиротворяла мысль отправиться в дом, который она даже никогда не видела. Но ее слова прозвучали как молитва:

– Увезите меня домой в Мезон де Корбей. Пожалуйста!

14

Филипп, пока открытая карета неторопливо двигалась к городским воротам, невидящими глазами смотрел на проплывающие мимо дома и лавки. Какого черта он позволил заманить себя в ловушку, приготовленную принцессой? Эта оплошность заставила его согласиться на трепетную просьбу, почти мольбу Анны-Марии увезти ее «домой», в Мезон де Корбей.