Любовница Витгенштейна - [52]

Так что, честно говоря, я не очень представляю себе, почему я вчера туда спустилась, если разобраться как следует.

Что я сделала, попав туда, так это осмотрела восемь или девять коробок книг.

Однако то, что мы делаем, оказавшись где-то, часто имеет очень мало общего с тем, зачем мы туда пришли.

Так что, возможно, у меня не было никакой причины спускаться вчера в подвал.

Хотя уверена, я упоминала восемь или девять коробок книг.

Эти восемь или девять коробок книг не раз озадачивали меня тем, что находились в подвале, а не в доме, тем более что здесь наверху для них предостаточно места.

Более того, многие полки здесь наверху наполовину пустые.

Хотя, разумеется, когда я говорю, что они наполовину пустые, мне вообще-то следовало бы сказать, что они наполовину заполнены, так как, судя по всему, они были совершенно пусты, пока кто-то наполовину их не заполнил.

С другой стороны, не исключено, что когда-то они были совсем заполнены, а затем опустели наполовину, когда кто-то отнес половину книг в подвал.

Я нахожу второй вариант менее вероятным, чем первый, хотя им нельзя совсем пренебречь.

В любом случае, нынешнее состояние полок даже объясняет, почему так много книг в доме сильно испорчены.

Например, биография Руперта Брука. Или стихи то ли Анны Ахматовой, то ли Марины Цветаевой.

Возможно, если бы на полках было больше книг и многим бы не пришлось стоять в наклон, морскому воздуху было бы сложнее испортить столько книг, сколько он испортил.

Однако человек, оставивший прочие книги в подвале, об этом, похоже, не подумал.

Впрочем, возможно, нашлась не менее важная причина, по которой те прочие книги были оставлены там.

Более того, не исключено, что именно мое любопытство насчет этой самой причины вынудило меня вчера спуститься в подвал и осмотреть восемь или девять коробок.

Даже если на самом деле я не осмотрела восемь или девять коробок книг.

Я осмотрела одну из восьми или девяти коробок.

Хотя вообще-то я понятия не имею, почему я продолжаю говорить о восьми или девяти коробках.

В подвале одиннадцать коробок с книгами.

Разумеется, такого рода ошибку в оценке можно допустить во многих подобных ситуациях.

И она затем остается в голове на некоторое время, даже когда человек уже знает о ней.

Ну, как я только что продемонстрировала.

Между прочим, все книги в подвале имеют свой особый запах сырости.

Я понятия не имею, как можно это описать, но это запах сырости, свойственный именно книгам.

Во всяком случае, это касается тех книг в одной коробке, которую я открывала раньше — той же самой, что я снова открыла вчера.

Вероятно, я не упоминала, что открывала одну из картонных коробок раньше.

Однако вряд ли кто-то стал бы говорить, что в одиннадцати картонных коробках в подвале дома на пляже находятся книги, если бы не выяснил этого, открыв по крайней мере одну из них.

На самом деле, несомненно, нужно было открыть все одиннадцать коробок, прежде чем говорить о них подобным образом.

Следовательно, я все еще исхожу из крайне ограниченных данных.

Хотя, честно говоря, весь этот вопрос никогда не интересовал меня особенно сильно.

На самом деле перемещение ржавой газонокосилки с целью открытия хотя бы даже и той же самой одной коробки могло быть всего-навсего способом скоротать вчера время.

Как только я оказалась в подвале без всякой причины для того, чтобы оказаться там, как я уже отмечала.

Будь я в ином расположении духа, я могла бы все-таки переместить бейсбольные мячи.

И в этом случае очень вероятно опять же, что мое плечо не болело бы так, как оно болит сейчас.

На этот раз, однако, я даже полистала книги, чего не сделала в первый раз, когда открыла ту же коробку.

Ну, в тот раз я вообще не двигала газонокосилку, так что было трудно пролистать книги, даже если бы я захотела это сделать.

Однако все, что мне хотелось сделать в тот раз, это узнать содержимое коробки.

Вчера я вынула книги из коробки.

За исключением одной, все они были на иностранных языках.

Большинство — на немецком языке, хотя и не все.

Единственная книга не на немецком или каком-либо другом иностранном языке была переводом «Троянок» Еврипида с греческого на английский.

Гилберта Мюррея.

Я думаю, что переводчика звали Гилберт Мюррей.

На самом деле сейчас я не уверена, что проверяла.

Однако можно обнаружить, что многие греческие пьесы переводил Гилберт Мюррей.

Более того, кажется, я даже однажды уже обсуждала эту тему.

Впрочем, возможно, все-таки удивительно, что я не уделила больше внимания переводу, ведь это была единственная из той коробки книга, в которой я смогла прочесть хоть что-то.

Хотя вообще-то я также умею читать по-испански.

Или, пожалуй, мне следовало бы сказать, что я когда-то умела читать по-испански, но не пробовала делать это уже много лет.

И, честно говоря, даже когда я делала это, я читала по-испански не особенно хорошо.

Две книги из коробки были на испанском.

Одна из них была переводом «Пути всякой плоти».

Вообще-то, если подумать, мне было не так-то просто ее узнать.

В сущности, оттого, что в названии использовалось слово carne, и я поначалу думала о carne в значении мяса.

Конечно, название «Путь всякого мяса» не показалось мне подходящим для книги.