Любовница Витгенштейна - [31]

Интересно, знал ли об этом Патрокл?

К замку — так, наверное, было написано на знаке.

А еще я, кажется, чисто случайно посмотрела интересный русский фильм об Андрее Рублеве и Феофане Греке.

Это были два русских живописца.

Пусть даже Феофан на самом деле не был русским, естественно.

Все это никак не связано с тем фактом, что в другом доме нет биографии Брамса, уверена я, каким бы ни было ее название, если бы она находилась там.

Вдобавок к биографии Бетховена, которая называется «Бетховен», есть также книга под названием «Бейсбол, когда трава была настоящей».

Как я уже упоминала, в этом доме есть экземпляр точно такой же книги.

Кстати, я все-таки решила, что это не академические размышления в духе Кьеркегора или Мартина Хайдеггера.

Хотя, вполне возможно, что она как-то связана с метеорологией.

В этой связи меня интересует вопрос о том, в какое время года, предположительно, играли в бейсбол.

Тогда, однако, книга кажется поразительно плохо отредактированной, и ее определенно следовало было назвать «Бейсбол, когда трава настоящая».

На самом деле название «Бейсбол, когда трава растет», было бы еще более подходящим.

В чем явно можно быть уверенным, с другой стороны, так это в том, что автор был другом людей, живших в этих двух домах. Или, возможно, даже сам жил неподалеку.

Определенно, два разных человека в двух таких близких домах не стали бы оба тратить деньги на одну и ту же книгу о бейсболе.

Впрочем, если бы в каждом из этих домов хранилось по экземпляру «Грозового перевала», вряд ли бы я предположила, что кто-то из жильцов знал Эмили Бронте.

Или что Эмили Бронте когда-то жила на этом пляже.

Кстати, есть объяснение того, почему, говоря о Кьеркегоре, я обычно пишу Кьеркегор, а говоря о Мартине Хайдеггере — Мартин Хайдеггер.

Объяснение это заключается в том, что имя Кьеркегора — Søren, и, написав его, мне бы все время приходилось возвращаться, чтобы допечатать наклонную черту.

Однако избежать двух точек в фамилии Bronte не представляется возможным.

Так или иначе, ни одна из нескольких других книг, которые я заметила там, не вызывает у меня особенного интереса.

Хотя я, пожалуй, забываю об однотомном сборнике греческих пьес — издании, которое я никогда прежде не видела.

С другой стороны, у меня больше нет намерения открывать «Истоки застольного этикета», равно как и читать книгу о траве.

Еще одна и вовсе называется «Эйфелева башня» — надо же было выбрать столь вздорный предмет.

Между прочим, ни в одной из пьес, естественно, нет ни слова о менструации.

Хотя если как следует разобраться, то можно сделать обоснованное предположение о чем-то подобном, несмотря на умолчание.

Так, например, есть весьма прозрачные намеки на то, когда у Кассандры происходили месячные.

Кассандра снова не в духе, так, можно себе представить, время от времени говорят Троил и некоторые другие троянцы.

Впрочем, у Елены они могли происходить даже несмотря на ее лучезарное величие, ведь это же Елена.

Лично у меня во время месячных опухает лицо.

С другой стороны, можно с уверенностью утверждать, что Сапфо не стала бы ходить вокруг да около, случись с ней такое.

Этим вполне может объясняться, почему некоторые из ее стихов использовались для наполнения мумий, еще раньше, чем монахи добрались до того, что от них осталось.

Честное слово, фрагменты утраченных произведений Сапфо были обнаружены разрезанными на полоски внутри мертвых египтян.

Кстати, я упоминала, что отца Сапфо звали Скамандроним, в честь реки возле Гиссарлыка, посмотреть на которую я однажды ездила?

Я вовсе не хочу сказать, что в этом есть что-либо значительное, просто данный факт показался мне очень любопытным, и мне захотелось его включить.

Однажды в Национальной портретной галерее в Лондоне, глядя на групповой портрет кисти Бренуэлла Бронте, запечатлевшего на нем трех своих сестер, я решила, что Эмили Бронте выглядела в точности, как должна была выглядеть Сапфо.

Даже несмотря на то, что трудно предположить двух более непохожих друг на друга женщин, разумеется, ведь Эмили Бронте, по всей вероятности, даже никогда не имела любовника.

Что, надо полагать, объясняет, почему столь многие люди в «Грозовом перевале» постоянно заглядывают в окна или выглядывают из них.

Или даже залезают в них и вылезают из них.

Тем не менее мысль о такого рода жизни всегда печалила меня.

Однако что хоть кто-то из нас когда-нибудь по-настоящему знает?

Маленького сына Гектора звали Астианакт, между прочим.

На самом деле это было лишь прозвище. В действительности его звали Скамандрий.

Я не хочу ни на что намекать в связи с этим совпадением.

Однако такие связи, кажется, продолжают появляться. Например, несколько дней назад, когда я заметила, что Аристотель когда-то учился у Платона, я также вспомнила, что Александр Македонский позже был учеником Аристотеля.

Это напомнило мне о том, что Париса, любовника Елены, в действительности звали Александр. И, если на то пошло, Кассандру часто называли Александрой.

Кажется, не было никакого смысла упоминать что-либо из этого. Даже если Александр Македонский всегда держал экземпляр «Илиады» рядом со своей кроватью и вообще верил, что он прямой потомок Ахиллеса.