Любовница Витгенштейна - [21]

Также с первых страниц трудно предположить, что «Грозовой перевал» — книга об окнах.

Хотя факт остается фактом: когда-то тут росла вполне реальная трава, которую косили сбоку от этого дома.

В чем легко убедиться, взглянув на все ту же картину.

Хотя, очень вероятно, что сейчас я сама себе противоречу.

Как бы то ни было, липкая лента уже перестала шуршать.

Да и о коте я больше не думаю.

Впрочем, мне, конечно, наверняка пришлось подумать о нем, когда я печатала это предложение, даже если в самом предложении сказано обратное.

Разумеется, невозможно напечатать предложение, в котором утверждается, что ты не думаешь о некой вещи, не задумавшись при этом о той самой вещи, о которой ты якобы не думаешь.

Пожалуй, я только сейчас заметила это. Или что-то очень похожее.

Возможно, мне следует оставить эту тему.

На самом деле все, о чем я думала в связи с Ахиллесом, была его пятка.

Хотя сама я не страдаю какой-либо хромотой, даже если иногда я, возможно, производила такое впечатление.

А между тем сейчас я также задумалась и о самой липкой ленте, ведь я никак не могу вспомнить, чтобы наклеивала ее.

Несомненно, однако, что я это сделала, ведь я вполне отчетливо помню, когда разбилось окно.

О боже, ветер разбил одно из окон в одной из комнат на первом этаже. Я даже помню свою мысль тогда.

Это, должно быть, случилось сразу после того, как я услышала звон стекла, естественно.

И в ветреную ночь.

Однако хоть убейте, я не вспомню, как заклеивала окно.

Более того, я почти уверена, что в этом доме никогда не было клейкой пленки.

Последний раз, насколько помню, я видела какую-либо пленку в тот день, когда съехала на фургоне «фольксваген», полном медикаментов для оказания первой помощи, в Средиземное море.

Между прочим, в фургоне был пленочный магнитофон, хотя это, конечно, никоим образом не связано с той пленкой, о которой я говорю.

Магнитофон в фургоне играл «Времена года» Вивальди.

Даже после того, как я вскарабкалась обратно на набережную, магнитофон продолжал играть. В моей перевернутой вверх тормашками машине, наполнявшейся морской водой.

Кстати говоря, играл он «Троянцев» Берлиоза.

Это меня особенно заинтересовало, надо сказать, ведь незадолго до того я побывала в Гиссарлыке. Некоторое время я сидела на набережной и слушала.

Хотя, честно говоря, после Гиссарлыка я уже успела побывать в Риме.

И в Римини, и в Перудже, и в Венеции.

Так что, возможно, магнитофон играл нечто совсем другое.

Как ни стараюсь, не могу вспомнить, зачем я пыталась затащить тот чудовищный холст вверх по лестнице.

Пусть даже этот вопрос достаточно скоро стал несущественен, учитывая то, как именно я не затащила его наверх.

И что из сказанного мной навело меня теперь на мысль о матери Брамса?

На этот раз я могу сделать обоснованное предположение, ведь бедная женщина была хромой.

Ни за что в жизни я бы не поверила, что биография Брамса была той самой книгой, которую я прочла в этом доме.

Очевидно, однако, что не каждый вопрос попадает в категорию вопросов, которые вроде бы остаются без ответа.

Но сейчас меня особенно удивляет то, что я потрудилась прочесть книгу, столь сильно испорченную и напечатанную на такой дешевой бумаге.

Множество книг в этом доме находятся в значительно лучшем состоянии, хотя все они поражены сыростью.

Такие, как атлас, например. Впрочем, у атласа было преимущество — он лежал горизонтально, как правило, а не стоял в наклон.

На самом деле не прошло и пары дней, как я вернула его в то самое положение, после того как решила вспомнить, где находятся Литиц, штат Пенсильвания, и Итака, штат Нью-Йорк.

Между прочим, у книги о бейсболе зеленая обложка, что, пожалуй, уместно.

С другой стороны, в этом доме нет, похоже, ни одной книги об искусстве.

Я заметила это не по личным соображениям. Скорее я нахожу это необычным просто потому, что когда-то здесь, кажется, жила другая художница.

Впрочем, другая художница могла быть всего лишь гостьей. В этом случае картина, изображающая дом, вполне могла быть написана в качестве своего рода подарка за ее пребывание здесь.

Хотя, предполагая такое, я, конечно, забываю о других картинах в некоторых из здешних комнат, в которые я не вхожу и двери которых закрыты.

Возможно также, что те, другие картины написаны той же самой художницей.

На самом деле я уверена, что так и оно есть, хотя я и не видела ни одну из них с тех пор, как закрыла двери, то есть уже довольно давно.

Единственная из закрытых дверей, которую я пока еще открываю, ведет в ту комнату, где хранятся атлас и биография Брамса, да и то лишь в последнее время.

Однако едва ли это слишком смелое предположение — допустить, что все три картины на стенах одного и того же дома написаны одной художницей.

Тем более что на всех трех картинах изображены дома на пляже или около него, как я сейчас помню.

Хотя, естественно, у меня имеются и более проверенные способы это установить, если возникнет такая необходимость.

В любом случае сейчас мне пришло в голову, что художница точно не была гостьей в этом доме, а скорее жила поблизости. Так проще объяснить, почему три ее картины хранятся в доме, где непомерное количество книг, но ни одной книги об искусстве.