Любовная дилемма - [32]

— Поехать с тобой? Куда? — она крепко держала дверь, словно тем самым могла помешать Бэйли войти не только в свою квартиру, но и в свое сердце.

— Ко мне. Понимаешь, Хитрец...

У нее упало сердце.

— Господи, что с ним? Он ранен? — Мелани схватила и сильно сжала руку Бэйли, в глазах появились слезы.

— Нет, нет, — торопливо ответил мужчина. — Ничего особенно плохого. Он... он просто не ест. Я думаю, он скучает по тебе. И я подумал, может, ты придешь к нему на несколько минут. Покормишь его.

Меньше всего Мелани хотелось бы ехать в дом Бэйли, но раз это нужно Хитрецу, то не о чем и думать.

— Хорошо, только сумку возьму, — сказала она.

Через несколько мгновений Мелани уже сидела рядом с Бэйли в его машине, вдыхала знакомый, любимый запах и понимала, что опять подверглась пытке воспоминаниями.

Через неделю или две после того, как началась их семейная жизнь с Бэйли, Мелани очень разволновалась — вдруг подумала, что она нимфоманка. Ее насторожило, что ей так нравится заниматься сексом. Она думала, что это именно секс, а Бэйли абсолютно ни при чем. Но теперь она знала — так хорошо ей было именно с Бэйли, и даже сама мысль о близости с другим мужчиной теперь стала ей отвратительна.

Она тайком посмотрела на Бэйли, который насвистывал так, как только он один и умел. Насвистывает... значит, что-то обдумывает. Были времена, когда она могла понять, о чем он думает. Могла, но теперь — нет.

Похоже, Бэйли почувствовал ее взгляд. Он быстро посмотрел на нее и снова сосредоточился на дороге.

— Прости, я так жутко вел себя, — сказал он.

Мелани захотелось как следует разозлиться на него. Когда злишься, легче забыть о боли, легче иметь с ним дело. Но сохранять в себе эти эмоции Мелани никогда не удавалось, у нее не получалось долго сердиться на Бэйли.

— Все в порядке, мы оба были слишком возбуждены, — мягко ответила она.

Оба замолчали. Прежде их никогда не тяготило молчание, они прекрасно понимали друг друга и молчали потому, что им не нужно было слов. Возникшая сейчас пауза была иной, она вызывала тягостную неловкость, ее хотелось прервать.

Но Мелани все уже высказала раньше, а Бэйли, видимо, тоже нечего было добавить к тому, что он ей наговорил.

Чем дольше длилось молчание, тем громче стучало сердце Мелани. Ей казалось, этот стук становится оглушительным, почти крещендо. Она безучастно смотрела в окно, а внутри болело все, потому что они как раз подъезжали к аллее, ведущей к его дому.

Солнце уже село, вокруг лежали глубокие вечерние тени, вход в дом был ярко освещен... А вот и веранда...

С качелями.

Бэйли поставил машину на тормоз, а Мелани повернулась и уставилась на него. Он много раз говорил ей, что качели на веранде — не для холостяков, а для пожилых супружеских пар. А однажды он сказал: день, когда на его веранде появятся качели, будет днем, когда его заберут в сумасшедший дом.

— Ты потерял рассудок? — мягко спросила Мелани.

Бэйли заглушил двигатель, неторопливо отстегнул ремень, повернулся к ней и спокойно ответил:

— Да.

— И это то, для чего ты привез меня сюда, то, что хотел мне показать?

Ей было непонятно, для чего он купил качели. Была ли это неуклюжая попытка попросить прощения за то, как он вел себя у нее дома? Или он сделал это, чтобы как-то восстановить их дружбу?

— Пойдем на веранду, покачаемся, мне нужно многое тебе сказать, — спокойно произнес мужчина.

Господи, неужели он, Бэйли, способен на такую немыслимую жестокость? Разве он не понимает, что это моя мечта — мы вдвоем, сидя на качелях, смотрим на своих детей, играющих во дворе... Разве он не понимает — таково мое представление о счастье, сидеть с ним рядом на качелях каждый вечер, рассказывать друг другу о событиях прошедшего дня, делиться переживаниями и... любовью.

На негнущихся норах Мелани вышла из машины и поднялась вслед за Бэйли на веранду. Он ждал, пока она усядется, потом опустился с ней рядом, так близко, что она чувствовала тепло и крепость его тела.

— Мелли, с того момента, как я сегодня днем от тебя уехал, я очень много думал. Я ехал несколько часов, ехал и ехал. Я был жутко зол на весь свет, потому что все так по-дурацки получилось, — он глубоко вздохнул и несколько раз качнул качели. — Непонятно как, но я оказался рядом с домом родителей. Я подумал, пора рассказать им о нашем расставании, — он смотрел не на Мелани, а в пространство перед собой.

— И как они это восприняли? — Она понимала, как ему трудно. У Мелани все это было еще впереди, она еще не говорила со своими родителями.

— Я им так ничего и не сказал. Не удалось, — Бэйли посмотрел на нее. — Когда я пришел туда, они были на задней веранде — сидели на качелях и ласкали друг друга, как пара старшеклассников.

К удивлению Мелани, с ее губ сорвался смех.

— Генри и Луэлла ласкали друг друга?

Бэйли тоже усмехнулся:

— Ну, я не стал присматриваться. — Улыбка сошла с его лица, он выпрямился, провел рукой по волосам. — Я ушел, они и не знали, что я был там. Я был потрясен, увидев, как они любят друг друга... Я понял — именно любовь держит их вместе столько лет.

— Я все время старалась растолковать тебе это.

— А я никак не мог понять, до сегодняшнего дня. Мои родители лучшие друзья, а иногда злейшие враги, и каждый день, на закате, они приходят на веранду, садятся на качели и делят нежность, ласку и страсть. Они друзья и любовники.