Любовь зла - [2]

***

На следующее утро Павел Петрович был хмур и решителен.

— Я тут думал, — сообщил он жене и тёще за завтраком. — И решил, что просто так этого не оставлю.

Камилла и Наталья Андреевна, как по команде, посмотрели на четвертый стул, стоящий у обеденного стола. Стул предназначался Чаплине — Сигизмунде, именно она, вымытая клубничным шампунем, причесанная в салоне «Три поросенка» и сверкающая ошейником за тысячу условных единиц, — обычно сидела на его вышитой подушке.

Собственно, по логике вещей, на четвертом (а также пятом и шестом, составляющих обеденный гарнитур) стульях гостеприимного дома Столяровых должны были располагаться чада Павла Петровича и красавицы Камиллы. Хозяин дома не возражал бы и против того, чтобы Наталья Андреевна освободила место для кого–нибудь более приятного в общении.

Но пока — так сложились обстоятельства. — детей у Столяровых не было. Впрочем, поженились они всего три года назад, и Камилла, скромно потупив глазки, обещала, что когда–нибудь их союз будет благословен свыше; Павел Петрович, насколько мог, усиленно работал в обозначенном направлении.

К сожалению, Павла Петровича не на все дела хватало: днем он вкалывал в сфере бизнеса. Причем настолько успешно, что даже у Натальи Андреевны не хватало слов охаять финансовые таланты зятя. Одновременно Павел Петрович строил планы, умасливал инвесторов, подсаживал конкурентов, усиливал отечественную коррупцию, боролся с благотворительностью, — одним словом, Камилла не удивлялась, что к полуночи муж приползал домой, тяжело ронял в угол портфель, галстук — на пол, себя — в кровать и засыпал глубоким сном.

Так вот, с детьми у Столяровых пока не получалось. А тут пошла такая карта, что Павлу Петровичу непременно нужно было заручиться поддержкой Эдуарда Владимировича Филимонова. Эх, как был крут Эдуард Владимирович! Он один мог устроить финансовый абзац половине города! Ах, как бы Павлу Петровичу да заякорить Эдуарда Владимировича на чем–нибудь эдаком! Были бы дети — можно было воспользоваться веками проверенной практикой и их переженить; да вот беда — пока у Столярова дети родятся да вырастут, у Филимонова уже внуки… состарятся…

Павел Петрович бегал по гостиной, мешая жене и теще следить за перипетиями латиноамериканского сериала; Павел Петрович рвал на себе волосы, тем самым сводя на нет эффект от недавнего визита в клинику красоты; Павел Петрович на долгих три ночи забыл о существовании Камиллы и даже не доходил до постели, роняя себя вместе с портфелем и галстуком в ближайший угол, — но у Павла Петровича родился–таки План.

План базировался на том, что Эдуард Владимирович держал для супруги элитных мальтийских болонок. Благодаря связям мужа госпожу Филимонову выбрали председателем клуба «Мальта. Любовь моя», теперь она разъезжала по выставкам и показывала собакозаводчицам, особенно молодым и привлекательным, эффектную кузькину мать.

Павел Петрович велел Камилле нарядиться пугалом, перетерпел серию оглушительных рыданий, на что он, изверг, тратит камиллину молодость; и вместе с зареванной супругой явился в клуб, выбирать щеночка.

О, как старался Павел Петрович заручиться поддержкой господина Филимонова! Как улещивал его грозную супругу! Как благодарил и застенчиво целовал ручки грозной матроне, когда та вручила ему Чаплину — Сигизмунду! Камилла придирчиво и обиженно поглядывала на рассыпающегося мелким бисером супруга; ей–ей, не будь госпоже Филимоновой шестьдесят восемь лет (а по слухам, и все семьдесят!) приревновала бы насмерть.

Сделка состоялась; через полгода Павел Петрович благополучно перекупил у Филимонова четверть акций в одном многообещающем проекте, а Чаплина — Сигизмунда стала белым мальтийским ангелом семьи и бизнеса Столяровых.

Теперь уже другие, менее удачливые, молодые и амбициозные дельцы добивались расположения Павла Петровича и делали многозначительные заходы в адрес Чаплины. Да, можно подождать, пока у Столяровых родится дочь, и действовать наверняка; но и через болонку породнится бизнесом, оказывается, тоже бывает неплохо.

Стоит признать, что первое время красавица Камилла нервно косилась на пушистую соперницу, даже, признаться, иногда жалела, что муж тратит на ее ошейники едва ли не больше, чем на колье для любимой жены. Потом привыкла, особенно когда поняла, что хрупкая маленькая болонка выгодно подчеркивает ее собственную, Камиллы, женственность и изящество, а украшения и наряды можно подбирать в комплекте.

Чаплина жила, как в раю. В особняке Столяровых у нее была отдельная комната, отделанная в серебристых и розовых тонах. У нее была персональная корзинка со сменными перинками всех цветов радуги и восемнадцать ошейников для прогулок, плюс четыре колье для особо важных случаев. Ее одежки занимали полтора шкафа. Трижды в неделю Чаплина посещала косметический салон, на ее питание Шура тратила в три раза больше усилий, чем на прокорм господ Столяровых вкупе с тещей; милая мальтийская болоночка не просто жила, как сыр в масле каталась — это был сыр рокфор, а маслице получено от золотого тельца. В смысле, коровы…

Когда Чаплина пришла в расцвет юности, Павел Петрович и Камилла провели немало приятных часов, строя планы относительно будущей жизни своей чудо–доченьки. Выставки, медали, дипломы, пройтись стройными лапками по хвостам конкуренток, выщипать им шерсть на ушах — само собой. Главное, — ворковал Павел Петрович на ушко Камилле, — для женщины главное — замужество. Пусть наша девочка будет счастлива, — продолжал Павел Петрович, не зная, что почти дословно повторяет слова Натальи Андреевны, — а щенков мы пристроим. Я уже знаю, кому…