Любовь всесильна - [2]

Глория крепко зажмурилась, стараясь не слушать этот разговор на повышенных тонах, но это оказалось невозможно. Она открыла глаза и с печальной обреченностью посмотрела на мужа — воплощение свирепой мужской агрессивности. Он был одет в бледно-голубую трикотажную рубашку с короткими рукавами, ладно облегающую широкие плечи и мощную грудь. Черный кожаный ремень опоясывал его бедра, поддерживая застиранные модные джинсы, красиво обтягивающие длинные, мускулистые ноги. Этот парень — отец ее ребенка. Он пришел и сказал, что знает, как много малыш значил для нее. О, как бы ей хотелось, чтобы он сказал «для нас» и взял ее на руки; она мечтала склонить голову на надежную широкую грудь и навсегда забыть о том, что случилось вчера.

Глория снова прислушалась к разговору как раз в тот момент, когда доктор Белл, стараясь оставаться спокойным, жестко сказал:

— Вам не кажется, мистер Нейл, что сейчас не время и не место для подобных дискуссий?

Глория смущенно поглядывала на обоих мужчин, не зная, кому верить: ей хотелось верить Чейзу.

— Вы правы, доктор Белл, — нехотя согласился муж. — Но не думайте, что на этом разговор окончен.

— Пожалуйста, Чейз, — она протянула дрожащую слабую руку, — не надо обвинений, я этого не вынесу.

— О, дьявол! Извини, Глория. — И он, наклонившись, наконец-то взял ее на руки. Дома он часто делал так. — Прости меня, дорогая, я так зол, что не был с тобой в то время, когда ты нуждалась во мне больше всего! — Он заглянул в покрасневшие от слез и горя глаза. — Ты ведь понимаешь, родная?

Длинным загорелым пальцем он погладил нежную щеку, провел по темным кругам под глазами, затем слегка коснулся губ Глории своим чувственным ртом.

— Да, конечно, Чейз, — прерывистым хрипловатым голосом пробормотала она, соглашаясь. Но его отсутствие вряд ли могла извинить. Она взглянула на него и поразилась, увидев, что этот крепкий мужчина готов заплакать, так покраснели глаза Чейза.

— Я позвонил вчера уже после полуночи, и мне сказали, что ты спишь. Если бы только я знал! — Глубокий голос дрогнул от волнения.

— Все в порядке, милый. — Почему он не спрашивает о ребенке? Неужели не понимает, как это для нее важно? Нет, не надо придираться, он здесь, и это главное. — Я счастлива, что ты со мной, дорогой.

На долгую минуту их взгляды встретились. Боль, сожаление и глубокая печаль, которыми они обменялись, были слишком мучительны, чтобы выразить их словами.

— У нас еще будут дети, любовь моя. — Чейз баюкал ее на своем широком плече. Заботливая рука поправила выбивающуюся прядь рыжих волос и нежно погладила по спине — жест утешения испокон веков. — Поплачь, Глория, если хочется, тебе будет легче.

Глория как будто ждала этих слов. Ощущая крепкие объятия Чейза, вдыхая знакомый запах и чувствуя его нежность и любовь, она разрыдалась так, будто сердце у нее разрывалось. Не говоря ни слова, Чейз прижимал ее к себе. Наконец рыдания утихли. Она промокнула мокрые глаза платком.

— Теперь я в порядке, милый.

— Малышка моя, все наладится. Вместе мы преодолеем все невзгоды мира. — Их губы слились в нежном поцелуе.

Глория обхватила своими тонкими руками его за шею, чувствуя, как он нужен ей. Чувственные губы Чейза, теплые и знакомые, сладостно охватили ее рот, и она ощутила эротическое касание языка. Удивленная превращением поцелуя из нежного в страстный, она напряглась, невольно отстраняясь. Чейз слегка касался языком ее ушка, дрожь острого желания охватила его, и, отпрянув, он растерянно и виновато прошептал:

— Боже мой! Что я делаю? Ты же больна, тебе нужен отдых! — Чейз опустил жену обратно на подушки и кое-как пристроился рядом с ней на кровати рядом. — Извини меня. С первого дня нашей встречи стоит мне взглянуть на тебя, как я уже не владею собой. Ты для меня самая желанная. Он слегка улыбнулся и добавил: — Надо будет научиться сдерживать свои порывы, по крайней мере на время твоей болезни.

Глория попыталась улыбнуться, но один досадный вопрос крутился у нее на языке. Неужели в его мыслях была только близость? Неужели в них не оказалось места для их ребенка? Казалось, муж так расстроен потому, что она пока не сможет заниматься с ним любовью, а о малыше не думает вовсе.

Спустя полчаса, когда Чейз ушел, пообещав вернуться вечером, доктор Белл сообщил Глории, что она может выписаться на следующий день. Конечно, ей следовало бы обрадоваться, но вместо этого она почувствовала лишь раздражение и физическую слабость. Мысль о том, что придется покинуть больничный уют и вернуться в собственные апартаменты в отеле, выслушивать соболезнования знакомых, не прибавила ей бодрости.

Она глубоко и тоскливо вздохнула. Как несправедливо устроена эта жизнь! Еще в пятницу Глория вечером была счастливой женщиной, ожидающей ребенка. Она приехала в Йорк к четырем часам на обычную встречу с доктором Беллом. Но прежде собралась пройтись по магазинам, купить какое-нибудь эффектное удобное платье для званого обеда, который они с мужем давали в Форест Мэнор на следующий день. Особняк, некогда ее родительский дом, был компанией Чейза превращен в небольшую гостиницу. Жилая часть занимала теперь лишь западное крыло.