Любовь вхолостую - [17]

Степаниду словно током ударило. Вскочила, мгновенно проснувшись, прижала руку к слишком быстро застучавшему сердцу. Солнце уже поднялось высоко, ласково касаясь теплыми лучами загорелого лица женщины. Опустившись на подушку, Степанида вновь закрыла глаза. Скрипнула дверь, в комнату осторожно заглянула Валя.

— Ты что так рано, дочка, я тебя с собой не возьму, слышишь? — поднимаясь с постели, сказала мать.

— Доброе утро, я просто пришла потому, что мне давно не спится. Ты думаешь, за несколько дней в городе я отвыкла просыпаться с петухами? — засмеялась Валя.

— А вот я, кажется, опаздываю, — быстро одеваясь, на ходу расплетая косу, суетилась Степанида. Выглядела она совершенно разбитой, движения давались ей с трудом. — Плохо я сегодня спала, — призналась она.

— Это заметно. Поэтому не трать время на ненужные споры: я иду с тобой. Не говори ничего, я получаю удовольствие оттого, что могу хоть чем-то помочь тебе.

— Командир ты мой, — засмеялась Степанида, — могу ослушаться. Налей чего-нибудь холодненького попить, и пойдем. Ермолов обрадуется. Он от нашего дуэта всегда в восторге.

— Он от тебя в восторге, мам, — лукаво прищурилась Валюша. — Мужчина видный, ты присмотрись.

— Перестань. И прекрати шутить на эту тему, — в голосе матери послышались недовольные нотки. — Ты поняла меня?

— Конечно. — Дочь чувствовала, где граница возможного и где ее переступать не стоит. Они быстро собрались, перекусив на скорую руку. Раннее летнее утро, но вокруг уже давно кипит жизнь. За каждым забором своя суета, шум, громкие голоса. Деревня просыпается рано, особенно в эту пору года. Валюша шла по знакомой улице, как-то особенно трепетно воспринимая обыденные вещи. Через несколько дней опять предстоит собираться в дорогу На этот раз разлука будет более длительной. Она впитывала каждый звук, улыбаясь встречающимся односельчанам. И те были приветливее обычного, поздравляли с поступлением, обнимали, желали самого доброго, счастливого, светлого. Степанида только сдержанно улыбалась, глядя, как радушно относятся к ее дочке, вспоминая, какие осуждающие взгляды бросали в ее сторону семнадцать лет назад. Теперь все изменилось. Вернее, не теперь, а много лет назад, когда зеленоглазая малышка покорила сердца односельчан своим легким нравом, трудолюбием. Позабылись суды-пересуды, перестали люди посмеиваться вслед не поднимающей глаз Стеше. Тогда начали нахваливать девочку Дарье Ивановне и Михаилу Михайловичу, а те уже передавали сказанное ей. Почему-то считалось неправильным сказать эти же приятные слова матери. Со временем так и стало, но этого нужно было дождаться. Слава богу, настали времена. Выросла девочка, которой можно гордиться и судьба которой должна была круто измениться. Всем сердцем желала ей этого Степанида. Главное, чтобы встретился порядочный человек, с которым проживет она долгую и счастливую жизнь. Дай-то бог не знать ей одиночества, холодной постели, мокрой от слез подушки, выслушавшей за много лет столько несбывшихся просьб и молитв, обращенных к Всевышнему. Она хлебнула этого за двоих. Жалеть не о чем, но и желать своей судьбы дочке Степанида не могла. Красивая, уверенная шагает Валюша рядом с нею, оглядывается время от времени на идущую чуть поодаль мать. Та налюбоваться ею не может.

Она провожала дочку через несколько дней. Горячий июль словно высушил невыплаканные материнские слезы. Степанида улыбалась, и, отвечая ей, сдерживала подрагивающие губы Валя. Теперь сумка была потяжелее и напутствий сказано побольше. Многое давно осело в памяти и без повторов, но будто и не сказать нельзя. Обняв дочку, Степанида перекрестила ее три раза.

— Я тебе в сумку иконку Божьей Матери положила. Ее еще моя бабушка дарила. Пусть сохранит она тебя, убережет от всего дурного, чем полон город и вообще наша жизнь.

— Все будет хорошо, мамочка. Тебе не о чем беспокоиться, — сжимая руки матери, ответила Валюша.

Ермолов, несколько подруг детства, вездесущие старушки и малые дети пришли проводить ее. У дома стояла легковушка Ивана Кузьмича. Слова прощания, шутки-прибаутки, скрывающие волнение и тяжкий груз разлуки. Наконец Валюша села в машину.

— Будь умницей, дочка, за меня не переживай. Звони, как договаривались, пиши, — наклонилась к дочке Степанида.

— Спасибо, до свидания, — помахала Валюша рукой, и машина плавно тронулась с места. Она почувствовала, как комок подступил к горлу. Девушка даже закрыла глаза, чтобы скрыть нахлынувшие слезы. Два теплых ручейка потекли из-под ресниц. Ни звука, ни всхлипывания, даже Иван Кузьмич ничего не заметил. Ее слабость и должна остаться незамеченной, иначе о ней узнает вся Смирновка, а главное, мама. Ни к чему это совсем.

Новая жизнь оказалась не такой страшной и полной опасностей, как ее представляла Степанида. Валюша погрузилась в учебу, сняла комнату, выполнив просьбу матери. Мария Федоровна, невысокая, полная женщина лет шестидесяти, с удовольствием приняла прилежную, улыбчивую постоялицу по рекомендации куратора группы, в которой училась Валюша. Девушка чувствовала, как с каждым днем жизнь открывалась для нее с новых, неведомых сторон. Некоторые открытия приходилось переживать без эмоций, молча, чтобы не выглядеть слишком отставшей.