Любовь в Золотом веке. Удивительные истории любви русских поэтов. Радости и переживания, испытания и трагедии… - [3]

Однако не стоит торопиться и объявлять Державина «русским бароном Мюнхгаузеном». В основе его автобиографии все же лежит правдивая история. И эта история сама по себе удивительна.

3

Несмотря на недвусмысленное заявление поэта о том, что его родиной является Казань, не все историки в этом уверены. В книге «Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота», изданной в Петербурге в 1865 году, мы читаем: «Державин родился в Казани (собственно в казанской деревне, верстах в 40 от города) 3 июля 1743 года», но ни названия деревни, ни каких-либо ссылок на источник этой информации комментатор не приводит. А в 2003 году историк и биограф Державина Юрий Фролов нашел в библиотеке Казанского государственного университета рукописный текст, озаглавленный «Сельцо Покровское Кудышъ, Сокуры тожъ». Анонимный автор текста отмечал, что «около 1745 года… владельцем сельца Сокуров является Роман Николаевич Державин и даже сельцо Сокуры оспаривает у соседственной с нею деревни Кармачи славу места рождения сына этого помещика, знаменитого русского поэта Гавриила Романовича Державина. Во всяком случае достоверно, что в сельце Сокурах провел детские лета свои бессмертный певец Фелицы, а впоследствии по смерти отца Гавриил Романович сделался владельцем этого сельца…».

Отметим однако, что отец Державина действительно владел также домом в самом центре Казани, на Большой Проломной улице (ныне пешеходная улица Баумана), и ничто не мешало Фекле Андреевне перебраться туда перед родами. Дом этот сгорел еще в XVIII веке.

В конце концов не так уж важно, в какой именно географической точке Казанской губернии родился «бессмертный певец Фелицы». Но примечательно то, что в автобиографии вы не найдете прочувствованных описаний родной деревни, старого усадебного дома, любимых уголков природы. Моду на «естественное воспитание» в гармонии с природой ввел в культуру все тот же Жан-Жак Руссо, но в России апеллировать к ней стали, пожалуй, только в начале XIX века. Державин — истинный сын века XVIII, напротив, всячески подчеркивает свою связь в ближайшим очагом культуры — Казанью.

В стихотворении «Арфа», написанном около 1798 года, поэт признается:

Как весело внимать, когда с тобой она

Поет про родину, отечество драгое,

И возвещает мне, как там цветет весна,

Как время катится в Казани золотое!

О колыбель моих первоначальных дней!

Невинности моей и юности обитель!

Когда я освещусь опять твоей зарей

И твой по-прежнему всегдашний буду житель?

Когда наследственны стада я буду зреть,

Вас, дубы камские, от времени почтенны!

По Волге между сел на парусах лететь

И гробы обнимать родителей священны?

А в 1815 году, менее чем за год до кончины, он писал казанскому профессору красноречия, стихотворства и языка российского Г.Н. Городчанинову: «Казань, мой отечественный град, с лучшими училищами словесности сравнится и заслужит, как Афины, бессмертную себе славу…». Правда, университет основали только в 1804 году, но еще 1758 году, когда Державину, как раз исполнилось 15 лет, в городе под патронажем Московского университета открыли гимназию (третью в России после Петербургской и Московской). И он еще будет в ней учится, и эта учеба, продолжавшаяся, впрочем, всего два года, причем, по словам самого Державина, в гимназии «учили вере — без катехизиса, языку — без грамматики, числам и измерениям — без доказательств, музыке — без нот». Тем не менее учеба в гимназии сильно повлияет на дальнейшую жизнь нашего героя (подробнее об этом — далее).

Процитированная ранее «Арфа» уже в полной мере принадлежит эпохе Романтизма, в нем появляются и «наследственны стада» (не хватает только «младых пастушек» и буколических пастушков со свирелями) и «дубы камские от времени почтенны», и села по берегам Волги, мимо которых летит челн, и священные могилы предков.

Но в прозаической своей биографии Державин отмечает совсем другое, в полном соответствии с эстетикой XVIII века, он обращает внимание на необыкновенные способности своего героя, проявившиеся еще в детстве и предвещавшие его великую судьбу: «Примечания достойно, что когда в 1744 году явилась большая, весьма известная ученому свету комета, то при первом на нее воззрении младенец, указывая на нее перстом, первое слово выговорил: „Бог!“… на четвертом году уже умел читать».

4

Отец Державина был бедным дворянином, но отнюдь не худородным. Семья его числила среди своих предков некоего мурзу Багрима, который еще в XV веке уехал из Большой Орды на службу в Москву к великому князю Василию Темному. Великий князь лично окрестил Багрима, а впоследствии за хорошую службу наградил землями. Мурза оказался плодовит, как и его потомки, и Державины могли назвать своей родней дворян Нарбековых, Акинфовых, Теглевых. Но в результате постоянных разделов земель между братьями Роману Николаевичу досталось лишь несколько клочков с деревеньками, к тому же разбросанных по различным уездам.

Как и многим семьям военнослужащих, Державиным часто приходилось переезжать. Гавриил Романович вспоминает города, где они жили: Яранск, Ставрополь, Оренбург. В семь лет ему, как и прочим дворянским недорослям, достигшим этого возраста, пришло время держать первый экзамен. Правило это установил еще Петр I, и результаты экзамена определяли судьбу мальчика еще на семь лет, а отчасти — всю его дальнейшую жизнь. Точнее, не только сами результаты, сколько решение, принятое родителями после. Мальчика, отлично сдавшего экзамен, могли зачислить в один из кадетских корпусов, из которого он вышел бы с военным образованием и смог бы начать службу офицером. Державин писал, что «получил охоту к инженерству», наблюдая за тем, как его отец проводит геодезическую съемку. Но для поездки в Петербург и зачисления в корпус нужны деньги, а семья была совсем не богата: «…отец его имел за собою, по разделу с пятерыми братьями, крестьян только 10 душ, а мать 50». Основной источник денег — жалование отца, но он вскоре умер, и «таким образом мать осталась с двумя сыновьями и с дочерью одного году в крайнем сиротстве и бедности; ибо, по бытности в службе, самомалейшие деревни, и те в разных губерниях по клочкам разбросанные, будучи неустроенными, никакого доходу не приносили, что даже 15 руб. долгу, после отца оставшегося, заплатить нечем было; притом соседи иные прикосновенные к ним земли отняли, а другие, построив мельницы, остальные луга потопили».