Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [60]

*

Семнадцатого марта Вальтер Беньямин ночным поездом выезжает из Берлина в Париж. Последние недели он провел в состоянии шокового оцепенения, он почти не выходил из дома и не открывал дверь, когда звонили неизвестные. Но вот он собрал чемоданы и выехал в обетованный город. А еще раньше он написал своему другу Феликсу Нёггерату и спросил, можно ли будет снова пожить у него на Ибице. Мол, нужно срочно уехать, и подальше.

*

Двадцать третьего марта Клаус Манн приходит в гости к Кете фон Пораде в ее парижскую квартиру. Там небольшая вечеринка в связи с приездом Макса Бекмана, ее любовника. А как только Бекман возвращается во Франкфурт, к жене Кваппи, его сразу увольняют из академии «Штедель», где он был профессором и преподавал живопись. Бекман начинает работать над монументальным триптихом «Отплытие» — через метафоры мифологического мира он рассказывает о боли расставания. Он еще продержится несколько лет, прежде чем окончательно покинет Германию.

*

Бертольт Брехт живет в Лугано в гостинице «Bellerive», прямо на берегу озера, где растут пальмы. Почти каждый день он ездит в горы, в Агру, в санаторий к Маргарете Штеффин. Когда она не очень сильно кашляет, они сидят на балконе и мечтают о будущем. Это живописное место, отсюда открывается вид на юг через два залива озера Лугано, тут можно смотреть сверху вниз на весь мир и на его проблемы. Именно здесь лежит Маргарета Штеффин в дни, когда Гитлер становится рейхсканцлером, она лежит здесь, когда горит Рейхстаг, она лежит здесь, когда еврейским интеллектуалам приходится эмигрировать из Германии. Периодически рядом с ней лежит Брехт, а когда они расстаются, то сочиняют друг другу сонеты, самые красивые и непристойные из всего, что они когда-либо напишут. Эмиграция никак не может поменять эротомана Брехта.

Они вместе ходят в гости к Герману и Нинон Гессе в соседнюю деревню Монтаньола, Штеффин всегда в изящном платье и шляпке, Брехт, как обычно, в рабочей одежде и с сигарой во рту.

Когда Хелена Вайгель в начале апреля тоже приезжает в Тичино, с детьми Барбарой и Штефаном, она быстро замечает, что Брехт не прекратил отношений со Штеффин, — и снова подумывает о разводе, несмотря на трудности эмиграции. Но она решает пока что принять предложение своей подруги и поехать с детьми к ней в Данию. Как там однажды красиво сказал Бертольт Брехт? «Я особенный человек, на меня нельзя полагаться».

*

Тем временем Катя и Томас Манн тоже оказываются в Лугано, в безопасной Швейцарии, но они, как пишет их дочь Эрика, «беспокойны, несчастны, беспомощны». Они тоже встречаются с Германом Гессе и его женой Нинон. Еще Манны встречаются с Эрихом Марией Ремарком, который приезжает из Порто-Ронко. Только Бертольта Брехта они не желают видеть, тот просит встретиться и поговорить, но Томас Манн отказывается.

*

В команду знаменитых мужчин Альмы Малер-Верфель, где уже есть Густав Малер, Оскар Кокошка, Вальтер Гропиус и Франц Верфель, можно добавить пятого господина с двумя отличительными чертами: во-первых, он священник, а во-вторых, в 1933 году он главный эксперт Австрии по признанию браков недействительными. Это наверняка произвело громадное впечатление на Альму Малер-Верфель. И когда в марте Франц Верфель уехал в Италию, чтобы писать там свой роман, его пятидесятичетырехлетняя супруга сделала вышеупомянутого тридцативосьмилетнего Йоханнеса Хольнштайнера своим исповедником. Альме Малер-Верфель очень по нраву греховные качели католицизма, успокаивающее чередование греха и искупления, и ей кажется, что этот молодой августинец, регент хора монастыря Святого Флориана, идеально подходит для того, чтобы делать оба дела одновременно.

Каждодневно страдающая от якобы еврейских черт мужа, Альма страстно влюбляется в своего духовного пастыря. Она пишет в дневнике: «Невероятно долгая ночь этой зимы сменилась ожиданием благодатной весны. Мне уже не терпится!» Она раньше времени уезжает от Верфеля, которого навестила в Италии, где тот работает над книгой «Сорок дней Муса-Дага». Альма хочет поскорее вернуться в Вену. Пятого марта она с гордостью записывает: «Й. X. тридцать восемь лет, и он еще не знал ЖЕНЩИНЫ. А ко мне он относится иначе, и я благословляю его за это. Он сказал: я никогда не был так близок с женщиной. Ты Первая и останешься Последней».

Их отношения не остаются незамеченными. Машина Хольнштайнера почти каждый день паркуется у дома Верфелей на холме Хоэ-Варте, а Альма старается посещать все мессы, на которых служит Хольнштайнер. Альма с благодарностью отмечает, что ее исповедник живет «здесь и сейчас» и с пониманием относится к ее «греховному прошлому». Впрочем, создается впечатление, что этот священник с детским лицом и в железных очках вообще довольно свободно интерпретирует католическую сексуальную мораль. Он объясняет Альме, что обязанность соблюдать целомудрие действует, строго говоря, только при надетой мантии. Она охотно соглашается: «Он еще ни разу не произнес слово „грех“ — а я что, должна быть святее папы римского? Мы оба не свободны. Его связывает церковь, а меня Верфель». Получается равенство сил. Она пишет ему: «Я люблю тебя — люблю то, что ты творишь в мире и со мной. Меня тянет к тебе». Альма Малер-Верфель снова становится такой женщиной, которую хочет видеть в ней партнер. Как ранее Малер, Гропиус, Кокошка и Верфель, так и сейчас Йоханнес Хольнштайнер убеждает ее в том, что она — именно то, по чему он так долго тосковал. И поскольку земная жизнь так хороша, Альма просит его держать ее за руку, когда она будет возноситься на небо. Интересно, подумывает ли она о том, что новый возлюбленный может признать недействительным ее брак?