Любовь в Буэнос-Айресе - [13]

Когда слезы иссякли, Гладис уже почти дошла до своего дома, но, точно повинуясь некоему голосу, она решила проехать остаток пути на такси — тем более, что успела порядком промерзнуть, а простуда была одним из постоянно терзавших ее навязчивых страхов. Удержись Гладис в этот момент и отправься она дальше пешком — ей бы не миновать встречи со старинным знакомым, некогда пленившим ее автором Икара. Молодой человек находился в Вашингтоне проездом и, изнывая под грузом многообразных проблем и зная, что Гладис живет в этом городе, был бы не прочь повидаться с ней, если бы ему только был известен ее адрес.

Добравшись до дома, Гладис приготовила себе бутерброд с тунцом и томатным соусом, налила в стакан молока и пожелала спокойной ночи старичкам-хозяевам. Затем включила телевизор и просмотрела без всякого интереса два фильма сороковых годов. Было уже за полночь, а сна все еще не было и в помине. У нее раскалывалась голова, и сил смотреть третий фильм уже не было. Она в тысячный раз обвела взглядом различимые в полутьме контуры знакомой мебели. Ее снова одолевали обычные мысли — зависть к своим бывшим однокашникам, теперь женатым и преуспевающим, к которой теперь еще примешивалось унижение от допущенного на службе промаха. Гладис одним прыжком вскочила на ноги и опять включила телевизор. Но его серебристое свечение терзало ей сетчатку, делая головную боль совсем нестерпимой. Она решила хорошенько одеться и пойти прогуляться несколько кварталов, чтобы развеяться и успокоить нервы. Район коттеджей с палисадниками, простиравшимися порою до окаймлявших аллею старых деревьев, лежал погруженный в тишину и мрак. Гладис вдохнула свежего воздуха — и почувствовала мгновенное облегчение. Она неспешно прошла до угла, намереваясь там повернуть и дать короткий круг, обойдя свой квартал. И тут чья-то сильная рука остановила ее, а вторая зажала рот. Гладис видела лишь черный кожаный рукав, обхвативший ее сзади за талию. Сквозь одежду она ощутила напружиненный член нападавшего. Тот затолкнул ее в палисадник чьего-то коттеджа и пригрозил утыканным шипами кастетом, чтобы она не вздумала кричать. Гладис, очутившись на газоне, знаками пообещала молчать. Мужчина был в маске. Стоя над нею, он спустил брюки и продемонстрировал ей свой член, который, как успела заметить Гладис, был меньше тех размеров, которые она полагала обычными для мужчин. Затем снял маску, явив ее взгляду свой беззубый рот и блуждающие глаза маньяка. Гладис, не сдержавшись, закричала. Маньяк нанес ей удар в глаз своим кастетом, но вопль нестерпимой боли, изданный девушкой, был столь пронзителен, что тот, заметив зажегшиеся в окнах огни, кинулся наутек.

Старания медиков стоили Гладис всех ее сбережений, а повторная операция, предпринятая специалистами пластической хирургии и завершившаяся, по мнению друзей пострадавшей, весьма успешно, загнала ее в долги. Удар кастета переломил ей кость, образующую бровную дугу, порвал веко и пробил глазное яблоко. Гладис отказалась от стеклянного глаза — взамен хирург сделал так, чтобы левое веко ее казалось опущенным, но не проваливалось внутрь. Она решила не снимать темных очков с очень крупными стеклами, а когда начальник командировал ее в помощь Бобу в Нью-Йорк, во время пребывания там одного важного южноамериканского бизнесмена, девушка приняла еще одно решение.

Нью-Йорк

Вдохновленная слухами о новой размолвке между Бобом и его женой, последовавшей за их недолгим примирением, Гладис на второй день своего пребывания в Нью-Йорке, когда Боб после ужина проводил ее до дверей отеля, пригласила его подняться к ней в номер. Молодой человек принял приглашение и, едва они очутились в номере, с готовностью поцеловал ее. Гладис затрепетала. Боб попросил, чтобы она ничего не рассказывала на службе, но заметив, что девушка вся дрожит, поинтересовался, в чем дело. Та не ответила. Может быть, она еще девушка — спросил Боб. Гладис кивнула, и молодой человек попрощался, пообещав, что они еще вернутся к этой теме.

Оставшись одна, Гладис все никак не могла унять дрожь. Она нажала кнопку, вызывая коридорного, и вскоре у ее двери возник тучный, немолодой служащий отеля, который, однако, отказался в столь поздний час принять у нее заказ на двойную порцию виски. Пришлось самой спуститься в бар, располагавшийся на первом этаже. Возле стойки сидел господин с радушными глазами и в безупречном костюме. Зажигалка Гладис отказала — и он тут же поспешил ей на помощь, а затем, чтобы завязать разговор, спросил, не работает ли она в ООН. Гладис, поддавшись искушению солгать, ответила «да». Разговорчивый господин поведал ей о своих многократных поездках в Мексику и о морозах, которые обрушиваются зимой на Чикаго, где он живет. Наконец, Гладис поднялась, и ночной собеседник проводил ее до двери номера, где, поднеся ее руку к губам, почтительно поцеловал. Девушка ощутила, как в груди у нее словно что-то оттаивает и из этого куска льда, который она носила внутри, сочатся слезы. Они вошли в номер. Мужчина усадил ее к себе на колени и заключил в объятия своих длинных англосаксонских рук. Стало жарко. Он освободил Гладис от некоторых предметов ее туалета и уложил на постель. Своим единственным, но зорким глазом та следила за каждым его движением. Мужчина потушил свет, разделся и раздел донага девушку, которая чувствовала лишь страшное утомление и неспособна была как-либо реагировать на происходящее.