Что?! Хозяйка «Мунэсэй»? (Словно осененный догадкой, оглядывается на Тодзюро.)
Тодзюро, избегая взгляда Сэндзю, отворачивается.
Ягосити. И впрямь госпожа О-Кадзи… Пронзила себе грудь ударом кинжала.[22]
Сирогоро. Минуту назад разговаривала здесь с нами – и вдруг мгновенная смерть… Взгляните, господин Тодзюро! Не знаю причины самоубийства, но какой прекрасный, какой редкий для женщины конец!
Тодзюро медленно, словно против воли, приближается. Не находя слов, пристально вглядывается в покойную.
Вакатаю (подбегает, едва переводя дыхание). Что случилось? В чем дело? Как – самоубийство?! А-а, хозяйка «Мунэсэй»! Наверное, у нее были причины покончить с собой, но зачем же делать это здесь, за кулисами нашего театра?
Сэндзю. В самом деле, счеты с жизнью можно было бы свести в другом месте. (Поймав взгляд Тодзюро, умолкает.)
Ягосити. Слухи об этом несчастье повредят популярности пьесы. А ведь какой был успех!
Вакатаю. Вот неприятность! Прошу всех держать язык за зубами.
Тодзюро (молча смотрит на труп О-Кадзи; внезапно, как бы придя в себя). Какие могут быть неприятности! Разве смерть какой-то женщины может повредить славе искусства Тодзюро? (Берет за руку Сэндзю.) Сэндзю, пора на сцену!
Сэндзю (ласково, как настоящая женщина). Слушаюсь, господин.
Тодзюро энергичной походкой направляется на сцену. На секунду оглядывается на тело О-Кадзи и удаляется с решительным видом. В тот же миг слышится стук колотушек, возвещающий начало спектакля в театре Кабуки.
