Любовь Сутенера - [5]

— Меня квартирные хозяева выселяют.

— А, это те самые псевдорелигиозные бездельники, которые постоянно тянули с тебя денежки и при этом носились с бредовой идеей — наладить выпуск бумажных храмов, которые бы школьники склеивали на уроках труда?

— Они самые.

— А за что выгоняют?

— Галина, ну хозяйка квартиры, откуда-то узнала, что мы с Федей лютеране.

— Чего? — дико удивился я, никогда не замечавший за Катюхой ни малейших признаков религиозности.

Из ее дальнейшего рассказа выяснилось следующее. Поскольку в молодости, еще у себя в провинции, она была замужем за обрусевшим немцем, то по настоянию его родителей крестилась вместе с сыном в лютеранство и даже получила по этому поводу фирменный сертификат от приехавшего из самой Германии пастора. Кстати, ее славный Федор немало гордился этим сертификатом и даже носил его в школу — повыпендриваться перед православными приятелями. По словам Катюхи, квартирная хозяйка Галина — молодая женщина ее лет, но при этом чрезвычайно набожная — специально ходила к своему батюшке посоветоваться: «Не грех ли давать пристанище иноверцам?» На что сей мудрый священник ответил нечто вроде: «Отроку давать пристанище не грех, ибо мал и неразумен еще, а вот его матушке необходимо дать от ворот поворот. Пусть живет со своими паскудными лютеранами».

Слушать все это было крайне нелепо и забавно, зная прирожденное Катюхино раздолбайство. Лютеранка нашлась, твою мать! Да и квартирная хозяйка, судя по всему, была дура и стерва еще та! Однако самое смешное состояло в том, что немного позже, когда мы уже стали жить вместе, я узнал подлинную подоплеку этой истории с выселением.

Все оказалось гораздо более любопытно: воспользовавшись тем, что Галина уехала на богомолье в какой-то подмосковный монастырь, Катюха напилась с ее мужем Андреем, после чего они, естественно, согрешили. Причем сделали это столь неудачно, что некстати явившийся сын застал самую пикантную сцену — когда его милая матушка «работала по минету» (это ее подлинное выражение!) с «дядей Андреем». И что же придумал сей хитроумный отрок, чьи чувства легко было понять? Дождался возвращения «тети Гали» и рассказал ей про лютеранство, продемонстрировав пресловутый сертификат! Да, с такими задатками ее Федя далеко пойдет — вот только по какой, хотел бы я знать, дорожке!

— Поэтому теперь мне просто негде жить, — закончила Катюха. — Может, посоветуешь, где можно недорого снять комнату хотя бы на первое время?

— Посоветую, отчего же не посоветовать, — задумчиво пробормотал я, прохаживаясь по комнате и задумчиво поглядывая на свою гостью. Раскрасневшаяся и полупьяная, она выглядела чертовски аппетитно…

Катюха молча покуривала и следила за моими перемещениями, терпеливо ожидая решения. Судя по всему, она нисколько не удивилась, когда я наконец-то остановился прямо перед ней и просто сказал:

— Ну что, подруга, раздевайся!

Да, надо признать, что команды «раздевайся» и «ложись» Катюха умела выполнять так же быстро и четко, как и солдаты второго года службы! Не прошло и минуты, как она уже полностью обнажилась и, пока я, чертыхаясь и путаясь в одежде, раздевался сам, успела принять еще рюмку текилы.

Более того, она так умело и здорово приласкала меня своими чудными губами, что мой лучший друг полностью воскрес и окреп, так что этот «вечер трудного дня» закончился совершенным удовлетворением.

Вероятно, именно поэтому, когда мы на следующее утро «повторили пройденное» и вернулись к прерванному разговору, я заявил ей следующее:

— А зачем тебе искать какую-то комнату? Виктория здесь больше не появится, так что живи пока у меня!

— А что потом?

— А потом видно будет!

Столичная карьера провинциальной путаны (16 октября)

Начало нашей совместной жизни ознаменовалось весьма забавным эпизодом. Сначала Катюхе позвонили на мобильник из той самой фирмы срочной доставки продуктов питания, где она какое-то время подвизалась в качестве главного специалиста по раскрутке клиентов. По ее словам, глава фирмы попросил выйти на работу в последний раз, поскольку:

— …Без меня им не фартит — ни заказов, ни денег. Сидят скучают.

Возразить на это было нечего — и она уехала работать в ночную смену, а часов в восемь утра вернулась обратно — пьяная, хоть выжми.

— Ну и откуда же ты явилась, такая красивая? — иронично поинтересовался я, дав ей время проспаться до полудня.

— Ох, погоди расспрашивать, — завздыхала Кэт, присев на постели, — сначала дай покурить.

Я протянул ей пачку легкого «Мальборо».

— Ой, нет, я такие не хочу. Будь другом, принеси моих, ментоловых.

— А где они у тебя?

— В кармане куртки.

Я вышел в коридор и аккуратно проверил карманы ее красивой белоснежной курточки с воротником из искусственного меха «под горностая». Помимо сигарет и нескольких смятых купюр мелкого достоинства, там находились довольно симпатичные самозаводящиеся швейцарские часы на черном кожаном ремешке, которые с одинаковым успехом можно было назвать и мужскими, и женскими. Поскольку Катюха на моей памяти никогда часов не носила, я вернулся в спальню и показал их ей:

— А это откуда?

— А ты где это взял?

— В твоей куртке!

— Что? — И взлохмаченная Катюха как подброшенная вскочила на постели. — Ты чего врешь?