Любовь студента, или По всем правилам осадного искусства - [4]

– Гораздо смешнее… Сначала я предстал во всей красе перед его дочерью…

– Хоть симпатичная?

– Толком не разобрал… Очки да челка лошадиная…

– Идея! Грандиозная идея!

Андрюха отложил бутерброд в сторону.

– Мы за тебя отомстим!

– Разобьем в его подъезде лампочку, позвоним в пять утра и пожелаем спокойного сна или напишем анонимку?

– На этот раз ты прав: месть – дело последнее, к тому же бесплодное… Впрочем, есть потрясающий вариант спасения твоей дипломной, которая без уникального материала зачахнет на корню!

– Очередной прожект? Может, хватит?

– На этот раз выгорит, у меня предчувствие… Но все будет зависеть от тебя… Если сумеешь…

– Интересно, что?

– Если сумеешь охмурить писательскую дочку!

– Нашел Дон-Жуана…

– Подумай!

– Она так противно очки поправляет…

– Привыкнешь. Да и кто тебя заставляет объясняться в любви? Пофлиртуй, войди в дом, как друг, влезь к папаше в доверие, поделись планами… А драпануть никогда не поздно…

7

Ночью студент почти не спал – ворочался с боку на бок, вспоминая то дом с парикмахерской и магазинами, то пустой троллейбус.

Рядом с кроватью на раскладушке храпел Андрюха.

За раскладушкой темнело кресло – единственная вещь, которую привезли со старой квартиры.

Бабка Анна любила смотреть в нем телевизор, обязательно засыпая к концу фильма; еще она любила подолгу в одиночестве пить на кухне чай с черствыми баранками, размачивая их в блюдце…

Студент повернулся к стене.

Кажется, писательская дочка вела себя немного странно?.. Вроде оглянулась в конце тусклого коридора… Или это сейч – ас кажется, что оглянулась?..

В засыпающем сознании начали медленно смешиваться модные девичьи очки, прямая челка, желтая пушистая кофта, раскрытая книга, лыжи у зеркала, рюкзак…

И в довершение ко всему где-то далеко-далеко застрекотала вдохновенно пишущая машинка, выдавая очередную страницу очередного опуса…

8

– Достопочтенный рыцарь от филологии, вы готовы приступить к покорению прекрасной дамы, которая откроет вам заветные врата к вершинам познания, академическим титулам и благам?

Андрюха взял со стола диетические яйца.

– Готовь сковородку!

– Ты что, серьезно поверил, что я готов приударить за кем угодно ради сомнительного результата? Да будь она хоть сама Елена Прекрасная, мне было бы тошно при одной мысли…

– Какие мы чувствительные.

Андрюха тюкнул по яйцу ножом.

– Достань молоко… А вот Елена Прекрасная на тебя бы даже не взглянула… Увы, мой друг, ты отнюдь не Парис, а всего лишь тощий сутулый патлатый рефлексирующий студент… Впрочем, правильно сделал, что передумал, куда тебе… Вот если бы мне подвернулся такой случай…

– Вечером пойдем на Бергмана? Сегодня же премьера. Возьми билеты на последний сеанс.

– Ну почему всю дорогу я бегаю за билетами?

Андрюха бросил на сковородку масло.

– Мне еще четыре листа переделывать… Макароновна таки нашла к чему придраться… Дур-ра…

9

Скромный завтрак из омлета затянулся до двенадцати.

Но вот наконец, сложив посуду в раковину, студенты бесшумно, чтобы не разбудить вернувшуюся после ночной смены мать, оделись.

Выскочили из подъезда.

Свернули к заснеженным кучам земли, которые еще с лета оставили строители, и пошли наперерез к троллейбусу мимо крутых склонов, отшлифованных ветром, – из промороженной глины торчала гнутая ржавая арматура.

Перед ними здесь пробежал только один человек, оставив размашистые глубокие следы.

Видно было, как у траншеи он поскользнулся: на белом скате справа – четкий отпечаток пятерни.

Троллейбус простоял на кольце не меньше десяти минут после того, как друзья влезли в пустой салон.

Студенты бросили в кассу один троячок и смело взяли два билета – один оказался счастливым.

Вошла девушка в лисе и застыла у окна, прислонившись к гнутому поручню.

Друзья заспорили, какого цвета у нее глаза.

В таких спорах студент всегда выбирал карие, а Андрюха не признавал других, кроме зеленых.

После того как Андрюха прошелся к задней площадке и обратно, выяснилось, что у особы в лисе глаза неопределенно-серые, как сегодняшнее провисшее небо.

– Кстати, забыл вчера уточнить маленькую деталь.

Андрюха снял перчатку.

– Какого цвета глаза у прекрасной дамы, которую вы героически отказались очаровывать?

– У нее была французская оправа.

Студент обернулся к задней площадке.

Лиса по-прежнему стояла неподвижно, даже не заплатив.

– Точно такую же оправу я недавно видел у соседки… Прибегала к матери похвастаться.

– А все-таки я уверен, что наш план по охмурению писательской дочки…

– Стоп! Стоп! Давай, если ты сумеешь познакомиться с грустной лисой, то я влезу в предложенную тобой авантюру.

Троллейбус разом сомкнул двери, задребезжал кронштейнами по обледенелым проводам и выбрался на трассу.

– Я бы ее охмурил в течение одного пролета, но, видишь ли, она весьма похожа на печально известную тебе особу, которая имела глупость выскочить замуж за плюгавенького лейтенанта.

– Да, твоя Верка в прошлом году такую же лису таскала. А что, все забыть не можешь первую любовь?

– Смеешься… Погляжу на тебя, когда ты наконец-то втюришься по-настоящему и получишь отставку.

– Сие мероприятие запланировано у меня на двадцать пять лет. Самый цветущий возраст.

– Значит, встречаемся, как обычно, у памятника – и в кино! А после сеанса двинем к тебе. Последний диск – это вещь! Мне «Блюз ржавых крыш» всю ночь мерещился, представляешь, – не сон, а сплошная музыка.