Любовь, страсть, ненависть - [33]

– Слушай, поцелуй и нас, красотка, – сказал он с наглой улыбкой, и Фиби звонко чмокнула и его.

– Ну и шлюха же ты. – Джулиан посмотрел на смеющуюся Фиби, по лицу которой размазалась ярко-красная помада.

– Дурак! – рассмеялась она. – Прежде чем так говорить, посмотри-ка на это! – Она кивнула в сторону почти голой молодой женщины, над которой усердно трудился французский солдат. Его штаны были спущены до лодыжек. Неожиданно другие солдаты крепко схватили его за руки и бросили в фонтан.

– Очаровательно! Какое восхитительное зрелище. Я уже по горло сыт этим праздником, старушка. Пошли-ка домой и отпразднуем нашу свадьбу более традиционным способом, – и Джулиан провел рукой по ее полной груди.

– Гадкий мальчишка, люди же смотрят. – Фиби игриво шлепнула его по руке.

– Кого это теперь волнует? – рассмеялся Джулиан. – Война кончилась, дорогая, кончилась раз и навсегда.

– Ладно, пойдем домой и займемся любовью, отпразднуем нашего ребеночка и будем радоваться жизни, мой дорогой муж. Это единственно верный путь победить войну.

– Тут один малый говорит, что он с киностудии или что-то там еще. – Швейцар просунул свою седую голову в дверь гардеробной Джулиана, где молодой артист иногда спал между представлениями. Играть по семь представлений в сутки было очень тяжело. Это Фиби и шоу-девочкам хорошо. Им надо только выйти на сцену, подрыгать ножками, распушить свои перышки, что-нибудь спеть, потанцевать и, главное, выглядеть сексуальными и привлекательными.

Джулиану приходилось выдумывать новые забавные, веселые монологи изо дня в день, из ночи в ночь; и через восемнадцать месяцев делать это становилось все труднее и труднее.

Он не успел ничего ответить, дверь открылась, и появился мужчина лет сорока, в двубортном кашемировом пальто, черной фетровой шляпе и серых замшевых перчатках. Он вошел в комнату и снял шляпу. У него был толстый, мясистый нос и чувственные губы человека, знающего толк в хорошей еде, вине и, конечно, в женщинах. Глаза были скрыты за темными стеклами очков в толстой роговой оправе, лицо очень загорелое. От него веяло необычайной самоуверенностью человека, привыкшего отдавать приказы, которые немедленно выполняются, и принимать только правильные решения, человека, получившего от жизни все самое лучшее, что она может предложить человеку.

– Добрый вечер, мистер Брукс. Меня зовут Дидье Арман.

Джулиан, пораженный и взволнованный, мгновенно вскочил. Дидье Арман, это Дидье Арман! Это был, наверное, самый знаменитый и самый влиятельный кинопродюсер Великобритании. Джулиан знал, что именно он поставил незабываемых «Ромео и Джульетту», необычайную «Женщину из Багдада» и сделавший революцию в кино многосерийный приключенческий фильм «Жизнь и годы короля Людовика XIV». Он не только открыл для зрителей легендарную Элен Роше, неотразимого Максина Ван Паллача и потрясающего Джеспера Суансона, но и помог своей сестре, страстной и загадочной Рамоне Арман, стать актрисой мирового уровня и звездой Голливуда – благодаря фильму «Мата Хари». Что же, черт побери, Дидье Арман делает в этой обшарпанной театральной уборной? И что ему может быть нужно от Джулиана Брукса?

– Позвольте присесть? – Произношение пожилого продюсера свидетельствовало о полученном блестящем образовании и воспитании.

– Конечно, конечно. – Джулиан поспешно убрал с маленького стула сваленную в кучу одежду.

Арман присел, зажав между колен трость черного дерева с серебряным набалдашником. Достав из кармана пальто кожаный портсигар, он предложил Джулиану настоящую гаванскую сигару, которую тот в последний раз видел еще до войны.

Гаванские сигары! Где же, черт его побери, он умудрился раздобыть такую роскошь? В Англии, живущей по военным законам, было очень трудно достать даже пачку дешевых сигарет. Джулиан взял сигару, и Дидье с невозмутимым видом дал ему прикурить от своей золотой зажигалки с бриллиантовой монограммой «Д.А».

– Я знаю, что у вас мало времени, – сказал он, взглянув на свои тонкие платиновые часы – свидетельство безупречного вкуса. – Но я был на ваших последних выступлениях и хотел бы выразить вам свои самые искренние поздравления.

– Поздравления? За что? – Джулиан был озадачен. Все, что он делал, это отпускал старые Шуточки, рассказывал маленькие истории, которые всплывали у него в памяти, да еще кое-какие штучки из выступлений других артистов. Короче, все то, что могло вызвать смех у кучи военных, которые каждый вечер приходили сюда, привлеченные дешевыми шутками «Уиндмилла».

– Вы действительно комик экстра-класса. – Он глубоко затянулся сигарой, выдохнув клубы голубого ароматного дыма. – Вы заставляете меня смеяться даже над тем, что я уже слышал.

– Спасибо. – Джулиан пришел в себя, почувствовав себя увереннее после этих комплиментов. – Это очень мило с вашей стороны. Мне всегда говорили, что самое трудное для любого комика – заставить публику дважды смеяться над одной и той же шуткой.

– Совершенно верно, молодой человек. Это искусство, подлинное искусство. Но, внимательно понаблюдав за вами, я понял, что вы обладаете не просто талантом развлекать людей, как любит говорить наш дорогой Ноэлль. Вы же были актером, не так ли?