Любовь, соблазны и грехи - [7]

В свете фар Лорен увидела гасиенду с растрескавшимся фасадом.

– Превосходно! – не задумываясь, ответила она. Когда Пола выписали из больницы, Лорен рискнула отправить его в Санта-Фе одного, а сама еще какое-то время утрясала свои нью-йоркские дела. Она не знала, что он купил развалины…

– Тут, конечно, еще надо потрудиться, – признал Пол, открывая тяжелую дверь, украшенную испанской резьбой. – Я уже этим занимаюсь.

Лорен увидела терракотовый пол и свежепобеленные стены, увешанные фирменными лохматыми ковриками индейцев навахо. Камин в углу был украшен щербатой плиткой с ручной мексиканской росписью.

– Не посвящай все свое время дому, – попросила она. – Мне бы не хотелось, чтобы ты забросил фотографию. Когда я перееду сюда, непременно открою галерею с твоими работами.

– А ты обещай мне, что снова возьмешься за живопись, я ведь для этого и купил такой дом, – сказал Пол, показывая ей просторную мастерскую с большим окном в потолке.

– Как ты догадался, что мне все еще хочется рисовать? – прошептала Лорен.

– Не только ты умеешь угадывать в людях таланты, – улыбнулся Пол, обнимая сестру. – Ты бросила живопись, когда мы узнали, что у Марси рак. Не считаешь, что пора опять взяться за кисть?

Ей не хватило смелости признаться, что на прошлой неделе она продала все свои полотна. Их приобрел оптом скупщик, который снабжал дизайнеров и подбирал товар не по его достоинствам, а по цветовой гамме. Лорен оставила себе всего одну картину – «Полночь в Марракеше», которая была ей особенно дорога.

Пол проводил Лорен в ее комнату, а сам стал разжигать в гостиной камин, и вскоре по дому растекся пленительный аромат.

Лорен вернулась в гостиную с рождественским подарком для Пола. Он сидел на диване, накрытом поеденной молью цветастой индейской накидкой, и, закинув ноги в кроссовках на грубо сколоченный дощатый столик, любовался тенями на потолке. Круглые опоры, которые поддерживали грозящий обвалиться потолок, отражались на нем как длинные скользящие штрихи.

– Счастливого Рождества! – Лорен протянула брату коробку. – Кажется, мы договорились не обмениваться рождественскими подарками? Я от тебя ничего и не жду.

Качая головой с притворным осуждением, Пол разорвал обертку и восхищенно уставился на фотоаппарат.

– «Хасселблад»?..

– Если ты намерен стать лучшим из лучших, у тебя должно быть все самое лучшее.

Пол схватил сестру за руку и усадил рядом с собой на диван.

– Я доставляю тебе столько неприятностей, а ты меня все балуешь и балуешь…

– Все равно ты сделал для меня больше, когда вытащил из Марракеша… – Лорен осеклась, не желая углубляться в прошлое и портить счастливое рождественское настроение. – Самое главное – теперь у нас появился шанс зажить заново и добиться того, о чем мы мечтаем. Только обещай мне, что больше не наделаешь… глупостей.

– Но я не делал глупостей, уверяю тебя! – Пол взъерошил светлые волосы. – Я принял всего одну таблетку…

Лорен прекрасно знала, что это неправда: если бы не управляющий, поднявшийся к Полу с посылкой, его бы не откачали. Но она была готова поверить, что он, выпив лишнего, по ошибке проглотил целую горсть таблеток.

– Неважно. Главное – нам улыбнулась удача, теперь у нас есть деньги.

Лорен отвернулась – не хотелось, чтобы Пол заметил, что она от него что-то скрывает. Больше всего на свете она не любила обманывать брата: у них почти не было секретов друг от друга. Но Лорен пообещала Барзану, что никто, включая брата, не узнает об их соглашении. Пол поверил, что свалившееся на нее внезапно богатство – результат сделки с недвижимостью, заключенной еще ее покойным мужем.

– Теперь дело за малым: добиться, чтобы галерея «Рависсан» начала приносить доход.

– Лучше бы мне было поехать с тобой в Лондон, – озабоченно заметил Пол. – Ты не привыкла жить одна.

– Ничего, привыкну. Ты окажешь мне помощь, если разберешься с делами здесь.

Она провела с Полом неделю, радуясь его приподнятому настроению, и в начале января улетела в Лондон.

Сейчас, отбросив воспоминания и твердя про себя, что ее главная цель – успех сегодняшнего мероприятия, она поднялась на первый этаж, где были развешаны акриловые полотна Клайва Холкомба. Белые стены, белый дощатый пол, огромные холсты, подсвеченные таким образом, чтобы взгляд посетителя оказывался прикованным к картине, потому что за ее пределами все равно ничего нельзя было разглядеть…

Виола застала Лорен за проверкой подсветки.

– Ну, как впечатление? – спросила Виола, отдавая привратнику шиншилловое манто и накручивая на палец темно-рыжий локон.

– Самое благоприятное. – Лорен догадалась, что Виола имеет в виду не экспозицию, а свою прическу. Ей действительно шли длинные волосы, чего нельзя было сказать о ее избыточном макияже.

– Мне удлинили волосы! Очень удобно, пока не отрастут собственные. – Виола критическим взглядом окинула Лорен. – Тебе бы тоже пошли распущенные.

– Они будут мешать. И вообще, меня пугает лишняя возня.

Лорен радовалась, что ей быстро удалось найти общий язык с Виолой Лейтон. Виола обожала модные бутики в окрестностях Слоун-сквер и готова была пропадать там целыми днями, чего терпеть не могла Лорен. Так что она с удовольствием положилась на Виолу, которая держала ее в курсе всех последних новшеств. Ведь у них была общая цель: превратить галерею «Рависсан» в законодательницу художественной моды.