Грейс Эшби покачала головой.
– Какое грустное возвращение домой, мадам. – Она заколебалась. – Думаю, надо приготовить для него комнату мистера Лайонела, но все вещи покойного еще там. У меня рука не поднялась прикоснуться к чему-нибудь.
– Подготовьте пока его прежнюю комнату, – сказала Джоанна мягко. – Он сам решит, что делать с теми вещами. Отдохните немного. – Она вздохнула. – Я зайду к миссис Элкотт.
В комнате Синтии горели лампы, она полулежала на подушках, завернувшись в бледно-голубой палантин, и смотрела телевизор. На кровати около нее лежали открытый журнал «Vogue» и наполовину пустая коробка шоколадных конфет.
– Привет. – Джоанна улыбнулась ей, пытаясь не морщиться от слишком сильного аромата духов. – Как ты себя чувствуешь? Я пришла узнать, сможешь ли ты сегодня спуститься поужинать.
– Я выпью здесь чашку бульона. – Синтия взглянула на нее с трагическим видом. – Боюсь, мне в горло кусок не полезет.
И мне бы не полез, если бы я съела почти фунт шоколада, подумала Джоанна с иронией. Но вслух сказала:
– Очень жаль.
– Некоторые люди просто более чувствительные, чем другие. Этот груз им приходится нести всю жизнь. И сколько еще посетителей будет сегодня? – спросила она раздраженно. – Дверной звонок, кажется, не перестает звонить. Я совершенно не могу отдохнуть.
– Естественно, что соседи выражают свое сочувствие, – ровно ответила Джоанна. – Лайонела очень любили.
– Думаешь, мне надо это напоминать? – Синтия схватила пригоршню бумажных салфеток из коробки и приложила к совершенно сухим глазам. – Честное слово, Джоанна, ты можешь быть такой бестактной! Я иногда думаю, что у тебя вообще нет сердца. – Она сделала паузу. – Я заметила, что никто из них не поднялся, чтобы проведать меня. Полагаю, теперь мной будут пренебрегать. – Синтия вздохнула. – А могло бы быть совсем по-другому.
– Последним заезжал Генри Фортескью. – Джоанна сняла со стула кучку белья и тонких, как паутинка, чулок и села.
– Старина Фортескью? – Синтия резко села, и палантин соскользнул с плеча. – Он случайно не говорил о завещании Лайонела? Не намекнул, как обстоят дела?
Джоанна уже привыкла к мачехе, но иногда эгоизм Синтии потрясал ее.
– Нет, завещание будет прочитано после похорон, – ответила она напряженно и сглотнула. Когда приедет Габриель.
– Конечно. – Синтия коварно улыбнулась. – Возвращение блудного наследника. Неудивительно, что ты так нервничаешь.
Джоанна собиралась раздраженно возразить, что она совсем не нервничает, но вовремя остановилась.
– Что ты чувствуешь при мысли о вашей встрече? – Синтия угостилась еще одной шоколадной конфетой. – И еще важнее, что почувствует он при виде тебя? Он должен винить тебя за то, что не был здесь два года. В конце концов, он жил отдельно не только от тебя, но и от своего отца, и теперь разлучился с ним навсегда.
– Не стоит напоминать мне об этом, – печально сказала Джоанна. – Я знаю, что это мне нужно было уехать.
– Ой, не будь идиоткой, Лайонел никогда бы этого не допустил, – нетерпеливо возразила Синтия и стала рассматривать пятнышко на ногте. – Тебе ведь известно, что он был безумно влюблен в твою мать, не так ли?
Потрясенная Джоанна молча уставилась на нее.
– О чем ты говоришь? – спросила она наконец.
– Твой отец рассказал мне все. – Синтия равнодушно пожала плечами. – Казалось, это была детская влюбленность, да и семьи были против, потому что они двоюродные брат и сестра. Но Джереми считал, что Лайонел вздыхал по ней всю жизнь. – Она многозначительно улыбнулась. – Как ты думаешь, почему я привезла тебя сюда после смерти твоего отца? Я знала – все, что мне надо сделать, это немного его растрогать, и нам предоставят кров.
– Думаю, он руководствовался скорее чувством долга по отношению к своей семье, чем какой-то тайной страстью, – ответила Джоанна отчужденно. – Ты же не думаешь, что он женился на Валентине в отместку?
Синтия опять пожала плечами, раздраженно поправляя спадающий палантин.
– Бог знает, почему он на ней женился. На мой взгляд, они были самой неподходящей парой. – Она поджала губы. – Можешь себе представить? Римская красавица, чья родословная тянется из средневековья, заживо похороненная в английской деревне. Должно быть, она думала, что умерла и попала в ад.
– Но все-таки они оставались вместе, – возразила Джоанна.
– Насмешка небес. – Синтия зевнула и съела еще одну конфету. – Джереми рассказывал мне, что они постоянно закатывали грандиозные скандалы – швырялись тарелками и вопили. Так что понятно, почему Габриель совсем не ангел, несмотря на свое имя.
Она помолчала, на лице появилось томное выражение.
– Думаю, поэтому бедный Лайонел так боялся связывать себя обязательствами во второй раз. Если бы мы провели больше времени вместе, я смогла бы утешить его.
И коровы начали бы летать, неприязненно подумала Джоанна.
Что бы ни предполагала ее мачеха, сама Джоанна никогда не замечала в поведении Лайонела по отношению к Синтии ничего, кроме нарочитой вежливости. А вот портрет его жены в полный рост до сих пор висел на почетном месте в спальне в стиле эпохи Якова I, центр которой украшала большая кровать на четырех резных столбиках. Лайонел занимал эту комнату до самой своей смерти.
