Любовь с последнего взгляда - [45]

Смотрю на Джурича, «Собака, которая съела солнце». Собака скалится, солнце зажато у нее в челюстях. А что, если собака бешеная, если она его раскусит на куски?! Что ты опять скалишься, это его голос. Я не скалюсь, говорю я, я улыбаюсь, а скалюсь я вот так. И скалюсь. А почему ты улыбаешься, он перекатывает во рту сигарету, что смешного? Он был привязан к хвосту черного коня, конь его тащил и тащил, искал стройплощадку, небоскреб и бетономешалку, не нашел, у гангстеров на ногах были туфли «пачотти», бетоном тебя не залили, ты спасен, степь спасла тебе жизнь. Если бы черный конь направился в сторону Нью-Йорка, лежал бы ты теперь в фундаменте новых «Близнецов». Он смотрит на меня так, как будто меня видит. Слушай, золотой мой, скажи, что тебя мучит, — это мой веселый голос. Его ноги в джинсах дрожат, мокасины «мальи» подрагивают. Что с тобой, что с тобой, сигарета дымит на краю пепельницы. Что с тобой, что с тобой, повторяю я его вопрос. Я позвонил в дверь и опять нашел дома сумасшедшую жену, вот что меня мучает. Я отхлебываю кофе. Что ты так хлебаешь, говорит муж. Гасит сигарету. Да, хлебаю, говорю я. Хочешь меня спровоцировать, говорит муж. Как, спрашиваю я. Ты хочешь вывести меня из себя, вот что ты хочешь, а когда я тебе вмажу, я буду виноват. Но, на твое счастье, сегодня я в хорошем настроении, я тебя слушаю, объясни мне, что происходит? Почему ты считаешь, что я тебя провоцирую, улыбаюсь я, и почему я не могу тебя провоцировать, улыбаюсь я. А почему тебе хочется меня провоцировать, губы его еще растянуты в улыбке. А почему нет, мои губы тоже растянуты. Сегодня ты не вполне нормальна, теперь его зубы уже не видны. Опа, я по-прежнему демонстрирую ему свои зубы, глаза у меня прищурены из-за того, что я улыбаюсь, ты сказал, что сегодня я не вполне нормальна, значит ли это, что вообще-то я в основном нормальна? Молчит, смотрит на меня. Его глаза опять напоминают животное, которое хочет задрать передние ноги на спину толстой бронзовой кобылы. Не сдавайся, кобыла, держись, скотинка моя! Смотрю ему прямо в глаза. Он берет новую сигарету, разминает, слюнит, закуривает. Я задаю себе вопрос, говорю я, ты реагировал бы на меня так же быстро, если бы я была высотой два метра и весом в двести килограмм? Нельзя ли попонятнее, если это хоть как-то возможно, говорит муж и смотрит на меня с интересом. А ты бы считал, что я тебя провоцирую, если бы я была борцом сумо? Борцов сумо я не ебу, он опять улыбается, я вижу его красивые зубы.

Тем не менее перед моими глазами крутится фильм. Борец сумо, высокий как гора, кланяется публике, он стоит в центре ринга. Он только что одержал победу над похожей на себя горой, которая теперь лежит в углу. В черных волосах у него желтая кость и красный бантик, задница здоровенная, как печка, на нем черные шелковые танги шестьдесят пятого размера, он кланяется, и кланяется, и кланяется. Публика ревет, он кланяется, и кланяется, и кланяется. Публика ревет и ревет. Сумо одним показывает свою задницу, другим живот.

Те, кто смотрят на его задницу, видят, как на ринг вступает мой муж, голый, его маленький хуй стоит, но он крохотный, его видят только те, кто стоит у самого края ринга и орет в честь победителя. Те, кто дальше, видеть его уже не могут, я имею в виду маленький хуй моего мужа. Мой муж пытается вставить борцу сумо в задницу. Сумо кланяется, чувствует какое-то щекотание, почесывается, нащупывает мужа, поднимает его и швыряет в публику. Публика ревет. Муж исчезает под копытами разнузданной толпы. Конец фильма. Ух! Я улыбнулась. Чему ты смеешься? А ты остроумен. Насчет того, что ты не ебешь борцов сумо, это было отлично, просто супер! Нельзя ли пояснее, он хочет, чтобы я пересказала ему фильм. Хорошо, скажи, ты бы стал бить меня и проебывать мне мозги, если бы знал, что я могу тебе на это ответить тем же? Я не так часто тебя бью, не преувеличивай. Держи себя в руках, и все будет в порядке. Ох, вздыхаю я, приподнимаюсь и впервые за все годы, что мы вместе, громко пержу. Срать хочется, это мои слова, уж не знаю, поверишь ли ты мне. Он смотрит на меня, глаза его становятся более светлыми. Захожу в ванную, сажусь на унитаз, спускаю воду, пусть думает, что я сру. А потом поднимаюсь с унитаза и пускаю воду в ванне, пусть льется, шумит и бурлит. Я знаю, что мне придется с ним ебаться, этого мне не избежать. Да хватит с меня этой ебли с ним! Хватит! Я по горло сыта еблей с ним! Из маленькой плетеной корзинки, она стоит на стиральной машине, беру шариковую ручку и на куске туалетной бумаги подсчитываю, сколько раз в жизни я с ним еблась. Значит так, я еблась с ним, округлим, пятнадцать лет, в среднем три раза в неделю. Подчеркиваю, в среднем, потому что первые шесть или семь лет, не придирайтесь к цифрам, математика — не самая сильная область моих знаний, мы еблись по три раза в день. Итак, три раза в неделю умножить на пятьдесят два, это будет сто пятьдесят шесть раз в год, сто пятьдесят шесть умножить на пятнадцать будет 2340 раз! Это 2340 раз я написала крупными цифрами, обвела и добавила три восклицательных знака. В общем, я наебалась! Сегодня сделаю паузу! Отсосу по-быстрому, супер, у меня менструация, первый день, это уже аргумент. Раньше меня бы и это не спасло, раньше, пока я не перевалила за тысячу. Отсос не считается, Билл Клинтон сказал, что отсос это не ебля. Это вовсе не какой-то особо интимный акт, я теперь сосу все чаще, потому что это и быстрее, и не так утомительно, и можно, пока дудишь в его дудку, думать о других, действительно важных вещах. Так что отсос не в счет. А если сложить все отсосы и все ебли, то получится такое количество, которое в Голландии и других цивилизованных странах обеспечивает проституткам пенсию! Ебля — это целая история. Он становится все изобретательнее, использует какие-то свечи, ароматические палочки, от которых у меня аллергия и слезятся глаза, меня тошнит от запаха ванили, который они испускают. Запах ванили одинаковый и у этих палочек, и у дезодоранта, которым мы брызгаем у себя в сортире после того, как посрем. Может, это и естественно, ваниль она и есть ваниль, но из-за этого я больше не могу есть ванильное мороженое, которое на протяжении многих лет было моим любимым лакомством!